Название:
Автор: feel_right
Бета: pearlbuyer
Пейринг: J2
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R (за сквернословие)
Примечание: написано на кинк-фест по заявке 4.11 (J2 АУ, Дженсен-вампир, сходящий с ума от запаха Джареда и преследующий его (с целью потрахать, а не подкрепиться!). Долгое и нежное соблазнение, БЕЗ нон-кона/даб-кона и какого-либо принуждения! Все добровольно, если блад-плей - то очень мягкий.) Вонг
Предупреждения:
1. Мат;
2. Смерть второстепенных персонажей.
читать дальшеВ первый день Падалеки — несуразный, долговязый и, в сумме, словно пятнадцатилетка — поджидает Эклза возле деканата. Он протягивает руку и серьезно обращается:
— Привет, ты же Дженсен Эклз, специальность уголовного права? Я Джаред Падалеки, мы с одного курса. Профессор Бивер сказал, ты отлично разбираешься в криминалистике. Можешь помочь? У него курсовые выносят мозг на раз-два.
Дженсен удивляется запаху резины и мысленно делает ещё одну зарубку напротив Бивера — теперь он просто надеется, что когда-нибудь расплатится.
Получив согласие, Джаред мгновенно теряет всю серьезность, улыбается красивой улыбкой и просит звать его Джеем.
Когда Падалеки удаляется на приличное расстояние, Эклз, наконец, замечает его сланцы.
Помимо нелепой одежды у Джареда идиотские друзья. Даже его любимые лекции уголовного права ведет временно приглашенный идиотский Морган — помятый, индифферентный ко всему сущему мужчина со стойким запахом виски и мятных леденцов.
Они с Джаредом занимаются в кафешке под открытым небом, редко днем, всё больше — влажными осязаемыми вечерами. Пока Падалеки копается в толковых словарях и методических указаниях, Эклз со скуки складывает салфетки.
— О, Жен тоже иногда делает оригами, — Джаред отвлекается от работы с заметным облегчением, выстукивая ручкой по странице книги, и насмешливо замечает, — очень милое занятие.
— Это не оригами, — раздраженно протестует Дженсен.
— Бумага, ловкость рук и милая живность на выходе. Чувак, боюсь тебя расстраивать, но это оригами. Собак умеешь? Овчарку там или дога?
Дженсен продолжает невозмутимо складывать салфетку.
— Это... — Джаред ерзает на месте, вертит головой, всматриваясь в фигурку. — Это единорог в анфас? Что это такое?
— Это не оригами, — поучительно повторяет Дженсен и вручает Падалеки бумажный кулак с оттопыренным пальцем посередине.
Джаред привязан к вещам: безделушкам от друзей, запискам подруг и бумажным фигуркам Эклза. У него дома так и представляется целый сувенирный дивизион, страшный сон аллергика.
Мюррей, громкий, улыбчивый, пахнущий гневом и страхом, наверняка дарит ножи.
Кортез — весна, ванильный парфюм и кровь — узурпирует полки Падалеки фотоальбомами.
Сам Джаред — шоколад, железо и книжная пыль — имеет слабость к...
Неважно, Эклзу абсолютно всё равно. Может, Биверу это и надо, чтобы он заинтересовался, чему там радуется Падалеки.
Иногда на Дженсена находит мутное, неприятное предчувствие, что это его доведет до точки.
— Настанет день, и ты сорвешься. Конечно, ублюдок, ты сорвешься, — кивает Бивер и протягивает жестяную кружку, лишь до половины наполненную кровью. Дженсен, пока судорожно пьет, сильно прикусывает кружку и совершенно не соображает, отчего болят зубы.
Мало, черт возьми, как мало, и Данниль... Данниль устала, она почти не двигается, и у неё мало кислорода. Дженсена чуть не выворачивает от отвратного послевкусия больной и прогорклой крови.
Может, и не проклятие Бивера прикончит его раньше, а омертвевшая густая кровь Харрис. Дженсен пока ещё понимает, что находить этот факт забавным — ненормально. Будучи живыми — в той или иной степени — эти двое становятся возможной причиной его гибели. Однако если не будет Данниль или Бивера — не будет крови, и тогда всё точно пойдет прахом.
— Джим, это... — хрипит Эклз, чувствуя — на вдохе, на выдохе — шевеление вязкого запаха в горле, — это ну просто пиздец насколько глупо. Ты ведь понимаешь, когда я пойду по трупам, ты будешь первым, за кем я приду?
Это даже не угроза. Теперь нет.
— Что ж, зато последним, — замечает Джим, — но всё к тому идёт, так или иначе. Ты ведь умная тварь, да? Знаешь, что иного расклада и не будет, но всё равно боишься действовать. Ничего, я подожду.
В следующий раз, в следующую гребаную кормежку Дженсен настолько перестает контролировать свои мысли, что интересуется, отчего же профессор Бивер всё никак не примет падалечий курсовик, который скоро начнет лосниться от бесконечных прочесываний.
Тем же вечером Дженсен находит на пороге своей квартиры коробку. В ней — сердце, остро пахнущее смертью, мылом и Данниль. Харрис мертва, а значит, и смерть Эклза — вопрос времени. Проклятие замкнуло Дженсена только на её кровь, и любая альтернатива — смерть.
В принципе, вот и всё.
Джаред, вцепившись в волосы, корчит рожи журналам криминалистической техники и ворчит:
— Это ж каким надо быть больным мудаком...
Бумага не слушается Дженсена, и в итоге он комкает салфетку и закуривает.
— У него дочь погибла год назад — случайно попала в перестрелку. Вроде как сунулась не в то время, не в то место за подругой и каким-то парнем, в которого влюбилась, а те оказались ребятами с большой дороги с большими проблемами. И остался Джим... — Дженсен замолкает, подбирая продолжение, — словом, он остался, а она нет.
Падалеки смотрит на него во все глаза, хмурится, и хочется напоить его какао и объяснить, что в жизни встречаются самые разные расклады. Когда, например, охотники нападают на тебя, а убивают самонадеянную влюбленную ведьмочку. Что Бивер сделал с охотниками, Дженсен не знает, да и не хочет.
— В прошлом году? — рассеянно спрашивает Джей.
Может, Бивер рассчитывал на то, что Дженсен вскроет глотку этому чучелу. Может, будь Падалеки хоть наполовину таким наивным олухом, каким кажется, то Эклз не выдержал бы и поступил именно так. Но он всегда ловит эти быстрые изменения в мимике Джареда.
Вот и сейчас тот на секунду стал каким-то по-настоящему настороженным.
Дженсен встает, огибает стол, склоняется над спиной Падалеки, дотягиваясь через широкое плечо до пепельницы и задавливая сигарету.
— Здесь, здесь, — указывает он в исчерканном курсовике, — и здесь дополнить и... Хотя, знаешь, не парься.
— И помимо всего прочего, получи полный провал по криминалистике? — усмехается Джаред. — Ты на мне ради этого разлегся?
— Нет, — говорит Дженсен и выпрямляется. — Просто ты пахнешь так, что у меня едет крыша. Помимо всего прочего.
Лицо Падалеки теряет всякое выражение.
Дженсен определил себе отсрочку в сутки — попытаться насладиться жизнью и не сойти с ума от жажды, как бы слишком по-человечески это ни звучало.
Однако, по истечению назначенного срока, Бивер не появляется в университете.
Его находят мертвым и изувеченным, и это полная неожиданность для Дженсена, морально готовившегося к последней — пусть и бесполезной — драке.
Он знает, что не все проклятия уходят вслед за создателем — когда-то только это его и останавливало. Теперь остается разве что ждать, когда же он двинется окончательно.
Зайдя в кафе с друзьями и заметив Эклза, Джаред отводит взгляд, но ни на секунду не сбивается, рассуждая о сегодняшнем лекторе по криминалистике, разве что голос становится тише и глаже. Женевьев, от которой за версту несет шоколадным мороженым и кровью, укутанная в массивный красный шарф, поддерживает его нейтралитет, и только Чад, завидев Дженсена, вспыхивает гневом и весельем. Он быстро и, всё же словно крадучись, подваливает к столику Эклза, игнорируя беспомощные оклики Падалеки.
Он осаживается на стул, и тот проезжает с пронзительным скрежетом.
— Привет, чудик, — Мюррей по-хозяйски, не спеша, берет пачку Marlboro Дженсена, и, ни разу не отведя глаз от его лица, выбивает из коробки сигарету и прикуривает. — Хм, не возражаешь?
— Думаю, поверх той дозы, что тебя уже вштырила, никотин ляжет не очень аккуратно, — Дженсен думает о вскрытой артерии и врёт, — в другой раз я сломаю тебе руку.
Мюррей вспыхивает ненавистью и азартом. Дженсен растирает переносицу, чтобы не чихнуть.
— Это угроза? — спрашивает Чад одновременно с тем, как рука Падалеки ложится ему на плечо.
— Хей, Дженс, привет, — неискренне улыбается Джаред, — давно не виделись. Ну, у нас пара. Я тебе позвоню, ок? Чад, пойдем.
Уходя, Джаред оборачивается.
Вечером Мюррей и Падалеки орут друг на друга. Слышно даже тем, кто к темным существам не имеет никакого отношения — достаточно просто находиться в радиусе мили от муниципальной библиотеки.
— Это подло, мать вашу! Пошел на хер, Мюррей! Пошли вы на хер все! — орет Джаред.
Он приходит в кафе через четверть часа, кидает сумку на стул напротив Дженсена и хмуро, хотя, наверное, уже не так сосредоточенно хмуро, рассматривает бумажных журавлей.
Дженсен загибает клюв последнего и ставит в ряд с остальными:
— Ну, хорошо, может, ты и прав. Это немного похоже на оригами.
Курсовой Джаред сдает новому руководителю с первого раза, но они всё равно часто сидят в кафе. Чад и Женевьев пропали из поля зрения, и Джей постоянно нервничает. Он мало разговаривает и напрочь окапывается в ворохе газет, читая статьи и занимаясь поиском подработки.
Ночью Дженсен отчаянно чувствует последнюю грань и, наконец, решается выпить кровь, не принадлежащую Данниль. С отделением скорой помощи, как и раньше, не возникает проблем. Он пробует.
А проклятье не срабатывает.
Пьяная дикая улыбка не сходит до утра и остается плясать под кожей, наверное, навсегда.
Он слышит запах ярости, извиняется перед собеседником — новым лектором с прокуренной кровью — и выходит на улицу. Когда он их находит, Джаред на коленях, с заломленными руками, опущенной головой, но всё равно не сдавшийся и злой, как черт. От остальных троих несет алкоголем и гарью, немного порохом и сильнее всего — шакальей радостью.
Дженсен улыбается.
— У тебя губа разбита, — невнятно произносит Падалеки, и в воздухе веет кровью и жаркой кожей.
— Отвлёкся на одно долговязое недоразумение, — усмехается Дженсен, глядя в почерневшие глаза. — Вот им и подфартило.
Джаред стоит неровно, поддерживает запястье, будто закрывшись. Из рассеченной брови бьет запахом сладким и вязким, и Дженсена ведет прямо на него.
Джей делает шаг навстречу, тянет к нему здоровую руку, обхватывает пряжку горячей, словно раскаленной, ладонью и притягивает к себе.
Они не целуются — хоть на это хватает благоразумия — Джаред не лезет пальцами глубже, просто держит за ремень, сжимая кисть сильнее в такт каким-то своим ощущениям. Костяшки острые, сбитые, липкие от крови елозят по животу — твою мать, от мысли, что на Дженсене останется его кровь, продирает до костей. Перед глазами плывет, и Эклз хочет красного. Или горячего, под руками, чтобы плутал в стыде, в словах, чтобы плавился и выдыхал сдержанно и сильно, как сейчас.
Он запускает ладонь Джею в волосы, стягивает кулак, ловит языком беспрестанное скольжение кадыка и судорожный вдох. Падалеки выдирается из хватки и опасно тянется к лицу, глаза шалые, дышит горячо, Эклз едва успевает увернуться.
— Отбой, приятель, надо остыть, — говорит он, облизывая губы, чувствуя, что крови больше, чем он думал. Заразной, опасной крови.
Через два дня Джаред, нервозный и решительный, хватает Дженсена за рукав и ведет гулять по набережной.
Это самое странное, молчаливое и полное прикосновений свидание в жизни Эклза.
Джаред открывает окно и опирается на подоконник:
— Сегодня полнолуние.
«И ты получаешь приз за самые нелепые фразы из-за смущения», — насмешливо думает Дженсен.
— Очень красиво, Дженс, — Падалеки кивает самому себе, коротко вздыхает и вытаскивает мобильник. — Я сейчас, — произносит ровным голосом и выходит.
Это будет самое бедовое свидание, если он сейчас сбежит, но с Джаредом непонятно, опасно ли его держать или же глупо отпускать. Внизу слышится резковатый голос Мюррея.
Дженсен оглядывает комнату, по старой, ветхой привычке проверяет близлежащие к двери комоды и полки в поисках эзотерической дребедени. Из окна вьется соленый запах и подогревает предвкушение. Дженсен отодвигает штору и роняет на пол очередную безделушку Падалеки.
Которая оказывается долбаным осиновым колом.
Люди в доме мягко, словно кошки, поднимаются по лестнице. На чердаке дышат — ровно и тихо.
Дженсен забирает кол, уж он-то найдет как приспособить, и снова присматривается к комнате. Ни сувениров, ни фотографий, сплошь книги, слишком тяжелые и специализированные. Здесь не пахнет Джаредом. Здесь пахнет порохом и безмозглым возбуждением Эклза.
В голове ухает кровоток — Мюррея, притаившегося за дверью.
Дженсен улыбается.
Джареда нет за дверью с Чадом, на чердаке — с Морганом, на первом этаже — с Кортез.
Эклз находит его на углу дома: тот следит и за входной дверью, и за открытым окном.
Заметив Дженсена, он тут же вскидывает пистолет. Триумф после боя пьянит до тумана перед глазами, но даже так Дженсен замечает, насколько, черт возьми, смертоносный, умелый с оружием Джаред завораживающе сексуален.
— Какого черта, Дженс? — Падалеки раздражен, раздосадован и всё же самую малость — рад.
Эклз усмехается, чуть запрокидывая голову, втягивая воздух с тягучим запахом масла, пороха и этого парня:
— Ты про окно, что ли? Твои друзья не сообщили тебе, что этот выход тоже будет заблокирован — с крыши?
Джаред кидает быстрый взгляд на дом и напряженно отвечает:
— Я не слышал выстрелов.
— Сомневаюсь, что кто-то слышал. Ведь их не было.
Падалеки мгновенно подбирается в холодного обозленного охотника.
— До этого, — выплевывает он, остро пыша адреналином, от которого сладко немеет язык, — ты никого не убивал.
Хороша работа — прочесывать газеты в поисках некрологов, вписывающихся в подчерк вампиров под носом у одного из них. Когда они узнали про Дженсена? В ночь, когда убили и сожгли Бивера? Колдун Джим Бивер, мстительный хитрый поганец, стоило бы предположить, что даже из могилы не оставит в покое. И как-то цинично это — маяться с курсовой работой у человека, которого собираешься убить. Но, может, они просто не знали.
Хотя, может, охотникам легче убить человека, чем сдать ему зачет?
— Разумеется, — усмехается Дженсен. — Не смел лишать тебя такого удовольствия. Тебе же хочется убивать.
— Не хотелось, — с нечитаемым выражением лица произносит Джей, чуть щурясь — и вряд ли от света, только не этой больной вязкой ночью. — Но сейчас ты как никогда в своей гребаной жизни близок к правде.
Дженсен, уже пьяный его запахом в стельку, тлеющий от желания, выдыхает:
— Умница какая, так ловко косить под непонятливого. И пусть то была лишь приманка для меня, — Джаред изумленно распахивает глаза, но тут же стирает эмоции с лица, — признайся, тебе до жути хотелось наказать тех ребят, там в переулке — наравне со своими возможностями. Ты же охотник, гордый опасный парень, и ты знаешь, как это сделать, чтобы никто и не просек. И всё же… ты слишком искренний и боишься запутаться. Наверное, именно тогда я окончательно в тебе увяз.
— До чего же. Мило, — чеканит Джаред. — Я-то думал, дело в запахах и вашей прочей животной ерунде.
На языке сквозит: «Но ты всё ещё не выстрелил», — только этот аргумент уж точно захлебнется в крови.
— Дело в том, Джей, что ты до опасного сильно любишь играть со смертью. И рано или поздно ты доиграешься.
Дженсен улыбается.
— Ты не подумал, я ведь мог их обратить. Передавай привет кое-кому у тебя за спиной.
Падалеки резко поворачивается, чуть приседая, ожидая нападения.
За спиной никого, и Эклз исчез.
Они дышат все: Женевьев на кушетке в гостиной, Чад — кучей на пороге комнаты, Морган — вниз головой на ступеньках лестницы, ведущей на чердак. Все более-менее невредимы, даже Жен, хотя ей, как по злому року, регулярно и сполна доставалось на последних трех охотах.
Надпись, сделанную черным маркером, «Твоё приданое?» на лбу Мюррея ведь нельзя считать травмой?
Джареду неуютно — эта дурацкая надпись наверняка будет вызывать много косых взглядов, и что делать с не—убийцей Дженсеном, и такое нехорошее предчувствие, что все его слова попали—хотя—к—черту—его — и смешно от облегчения, от радости, что Дженсен...
«И, эмм, приданое?» — Джаред нервно взлохмачивает волосы и, наконец, смеется.
Они выезжают тем же вечером, как обычно на двух машинах, и Чад больше не заикается о «вампирах-тихушниках, которые всё равно когда-нибудь убивают». Он ненавидит их молча.
Морган вытягивает из Джареда всё со свойственной ему легкостью и проницательностью. Поэтому, когда Джаред перестает пить густые и непрозрачные напитки — прощайте, кофе, кола и тот кошмар, выдаваемый за пиво, в баре Ленни — Джефф ничего не говорит.
Женевьев молчит, пока Джаред не перестает истреблять иную нечисть, кроме вампиров.
Чад соскакивает после того, как Падалеки хладнокровно вырезает гнезда с самыми дикими и психованными вампирами, прокладывая кровавую трассу от Далласа до Карсон-Сити.
Джаред ищет, просыпаясь по ночам от кошмаров, в которых смерть шипит ему в лицо: «Доиграе...»
Наконец, однажды смерть вроде как договаривает.
Больше двух десятков отборных гнусных тварей. На их счету около полутысячи трупов и заложники по всему штату Калифорния.
Они знают, как его зовут, и они его ждали.
Вот тогда-то и приходит Дженсен. Злой, как полчища чертей.
— Четырнадцать, — нервно смеется Джаред, стаскивает с плеч толстовку, вымокшую в крови лос-анджелесских вампиров, и вытирает футболкой лицо и шею, — гребаных четырнадцать гнезд, где мне чуть кишки на кулак не намотали, а ты заявился спасать меня только на пятнадцатом!
Эклз — теперь с разодранными щекой и подбородком — качает головой, злясь на мироздание за порванные четки и собирая осиновые бусины, которые он вбивал в грудные клетки.
— Джей, не пора бы остановиться, больной ты придурок? В марафоне имени Ван Хельсинга тебе даже значков не дадут, — Дженсен усаживается рядом с Падалеки, соприкасаясь бедрами, и неуклюже запихивает всё найденное в карман. — Просто не верю, что вляпался в такую хрень и до сих пор жив. Чем тебе призраки престарелых теток не угодили? А гули? Те ж вообще как ручные, уж теперь-то мне точно есть, с чем сравнивать. Поверь, я бы задолбался ждать и пришел за тобой.
— Вот как? — внезапно становится серьезным Джей, щурится, расслабляется. Тянется к Дженсену, хватает, когда тот начинает отклоняться, — нет, чувак. Баш на баш. Я предаю людей. Ты предаешь своих. Равный обмен.
Дженсен пораженно смотрит на Падалеки и, наконец-то, не успевает увернуться от поцелуя.
Джаред улыбается.
Автор: feel_right
Бета: pearlbuyer
Пейринг: J2
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R (за сквернословие)
Примечание: написано на кинк-фест по заявке 4.11 (J2 АУ, Дженсен-вампир, сходящий с ума от запаха Джареда и преследующий его (с целью потрахать, а не подкрепиться!). Долгое и нежное соблазнение, БЕЗ нон-кона/даб-кона и какого-либо принуждения! Все добровольно, если блад-плей - то очень мягкий.) Вонг
Предупреждения:
1. Мат;
2. Смерть второстепенных персонажей.
читать дальшеВ первый день Падалеки — несуразный, долговязый и, в сумме, словно пятнадцатилетка — поджидает Эклза возле деканата. Он протягивает руку и серьезно обращается:
— Привет, ты же Дженсен Эклз, специальность уголовного права? Я Джаред Падалеки, мы с одного курса. Профессор Бивер сказал, ты отлично разбираешься в криминалистике. Можешь помочь? У него курсовые выносят мозг на раз-два.
Дженсен удивляется запаху резины и мысленно делает ещё одну зарубку напротив Бивера — теперь он просто надеется, что когда-нибудь расплатится.
Получив согласие, Джаред мгновенно теряет всю серьезность, улыбается красивой улыбкой и просит звать его Джеем.
Когда Падалеки удаляется на приличное расстояние, Эклз, наконец, замечает его сланцы.
Помимо нелепой одежды у Джареда идиотские друзья. Даже его любимые лекции уголовного права ведет временно приглашенный идиотский Морган — помятый, индифферентный ко всему сущему мужчина со стойким запахом виски и мятных леденцов.
Они с Джаредом занимаются в кафешке под открытым небом, редко днем, всё больше — влажными осязаемыми вечерами. Пока Падалеки копается в толковых словарях и методических указаниях, Эклз со скуки складывает салфетки.
— О, Жен тоже иногда делает оригами, — Джаред отвлекается от работы с заметным облегчением, выстукивая ручкой по странице книги, и насмешливо замечает, — очень милое занятие.
— Это не оригами, — раздраженно протестует Дженсен.
— Бумага, ловкость рук и милая живность на выходе. Чувак, боюсь тебя расстраивать, но это оригами. Собак умеешь? Овчарку там или дога?
Дженсен продолжает невозмутимо складывать салфетку.
— Это... — Джаред ерзает на месте, вертит головой, всматриваясь в фигурку. — Это единорог в анфас? Что это такое?
— Это не оригами, — поучительно повторяет Дженсен и вручает Падалеки бумажный кулак с оттопыренным пальцем посередине.
Джаред привязан к вещам: безделушкам от друзей, запискам подруг и бумажным фигуркам Эклза. У него дома так и представляется целый сувенирный дивизион, страшный сон аллергика.
Мюррей, громкий, улыбчивый, пахнущий гневом и страхом, наверняка дарит ножи.
Кортез — весна, ванильный парфюм и кровь — узурпирует полки Падалеки фотоальбомами.
Сам Джаред — шоколад, железо и книжная пыль — имеет слабость к...
Неважно, Эклзу абсолютно всё равно. Может, Биверу это и надо, чтобы он заинтересовался, чему там радуется Падалеки.
Иногда на Дженсена находит мутное, неприятное предчувствие, что это его доведет до точки.
— Настанет день, и ты сорвешься. Конечно, ублюдок, ты сорвешься, — кивает Бивер и протягивает жестяную кружку, лишь до половины наполненную кровью. Дженсен, пока судорожно пьет, сильно прикусывает кружку и совершенно не соображает, отчего болят зубы.
Мало, черт возьми, как мало, и Данниль... Данниль устала, она почти не двигается, и у неё мало кислорода. Дженсена чуть не выворачивает от отвратного послевкусия больной и прогорклой крови.
Может, и не проклятие Бивера прикончит его раньше, а омертвевшая густая кровь Харрис. Дженсен пока ещё понимает, что находить этот факт забавным — ненормально. Будучи живыми — в той или иной степени — эти двое становятся возможной причиной его гибели. Однако если не будет Данниль или Бивера — не будет крови, и тогда всё точно пойдет прахом.
— Джим, это... — хрипит Эклз, чувствуя — на вдохе, на выдохе — шевеление вязкого запаха в горле, — это ну просто пиздец насколько глупо. Ты ведь понимаешь, когда я пойду по трупам, ты будешь первым, за кем я приду?
Это даже не угроза. Теперь нет.
— Что ж, зато последним, — замечает Джим, — но всё к тому идёт, так или иначе. Ты ведь умная тварь, да? Знаешь, что иного расклада и не будет, но всё равно боишься действовать. Ничего, я подожду.
В следующий раз, в следующую гребаную кормежку Дженсен настолько перестает контролировать свои мысли, что интересуется, отчего же профессор Бивер всё никак не примет падалечий курсовик, который скоро начнет лосниться от бесконечных прочесываний.
Тем же вечером Дженсен находит на пороге своей квартиры коробку. В ней — сердце, остро пахнущее смертью, мылом и Данниль. Харрис мертва, а значит, и смерть Эклза — вопрос времени. Проклятие замкнуло Дженсена только на её кровь, и любая альтернатива — смерть.
В принципе, вот и всё.
Джаред, вцепившись в волосы, корчит рожи журналам криминалистической техники и ворчит:
— Это ж каким надо быть больным мудаком...
Бумага не слушается Дженсена, и в итоге он комкает салфетку и закуривает.
— У него дочь погибла год назад — случайно попала в перестрелку. Вроде как сунулась не в то время, не в то место за подругой и каким-то парнем, в которого влюбилась, а те оказались ребятами с большой дороги с большими проблемами. И остался Джим... — Дженсен замолкает, подбирая продолжение, — словом, он остался, а она нет.
Падалеки смотрит на него во все глаза, хмурится, и хочется напоить его какао и объяснить, что в жизни встречаются самые разные расклады. Когда, например, охотники нападают на тебя, а убивают самонадеянную влюбленную ведьмочку. Что Бивер сделал с охотниками, Дженсен не знает, да и не хочет.
— В прошлом году? — рассеянно спрашивает Джей.
Может, Бивер рассчитывал на то, что Дженсен вскроет глотку этому чучелу. Может, будь Падалеки хоть наполовину таким наивным олухом, каким кажется, то Эклз не выдержал бы и поступил именно так. Но он всегда ловит эти быстрые изменения в мимике Джареда.
Вот и сейчас тот на секунду стал каким-то по-настоящему настороженным.
Дженсен встает, огибает стол, склоняется над спиной Падалеки, дотягиваясь через широкое плечо до пепельницы и задавливая сигарету.
— Здесь, здесь, — указывает он в исчерканном курсовике, — и здесь дополнить и... Хотя, знаешь, не парься.
— И помимо всего прочего, получи полный провал по криминалистике? — усмехается Джаред. — Ты на мне ради этого разлегся?
— Нет, — говорит Дженсен и выпрямляется. — Просто ты пахнешь так, что у меня едет крыша. Помимо всего прочего.
Лицо Падалеки теряет всякое выражение.
Дженсен определил себе отсрочку в сутки — попытаться насладиться жизнью и не сойти с ума от жажды, как бы слишком по-человечески это ни звучало.
Однако, по истечению назначенного срока, Бивер не появляется в университете.
Его находят мертвым и изувеченным, и это полная неожиданность для Дженсена, морально готовившегося к последней — пусть и бесполезной — драке.
Он знает, что не все проклятия уходят вслед за создателем — когда-то только это его и останавливало. Теперь остается разве что ждать, когда же он двинется окончательно.
Зайдя в кафе с друзьями и заметив Эклза, Джаред отводит взгляд, но ни на секунду не сбивается, рассуждая о сегодняшнем лекторе по криминалистике, разве что голос становится тише и глаже. Женевьев, от которой за версту несет шоколадным мороженым и кровью, укутанная в массивный красный шарф, поддерживает его нейтралитет, и только Чад, завидев Дженсена, вспыхивает гневом и весельем. Он быстро и, всё же словно крадучись, подваливает к столику Эклза, игнорируя беспомощные оклики Падалеки.
Он осаживается на стул, и тот проезжает с пронзительным скрежетом.
— Привет, чудик, — Мюррей по-хозяйски, не спеша, берет пачку Marlboro Дженсена, и, ни разу не отведя глаз от его лица, выбивает из коробки сигарету и прикуривает. — Хм, не возражаешь?
— Думаю, поверх той дозы, что тебя уже вштырила, никотин ляжет не очень аккуратно, — Дженсен думает о вскрытой артерии и врёт, — в другой раз я сломаю тебе руку.
Мюррей вспыхивает ненавистью и азартом. Дженсен растирает переносицу, чтобы не чихнуть.
— Это угроза? — спрашивает Чад одновременно с тем, как рука Падалеки ложится ему на плечо.
— Хей, Дженс, привет, — неискренне улыбается Джаред, — давно не виделись. Ну, у нас пара. Я тебе позвоню, ок? Чад, пойдем.
Уходя, Джаред оборачивается.
Вечером Мюррей и Падалеки орут друг на друга. Слышно даже тем, кто к темным существам не имеет никакого отношения — достаточно просто находиться в радиусе мили от муниципальной библиотеки.
— Это подло, мать вашу! Пошел на хер, Мюррей! Пошли вы на хер все! — орет Джаред.
Он приходит в кафе через четверть часа, кидает сумку на стул напротив Дженсена и хмуро, хотя, наверное, уже не так сосредоточенно хмуро, рассматривает бумажных журавлей.
Дженсен загибает клюв последнего и ставит в ряд с остальными:
— Ну, хорошо, может, ты и прав. Это немного похоже на оригами.
Курсовой Джаред сдает новому руководителю с первого раза, но они всё равно часто сидят в кафе. Чад и Женевьев пропали из поля зрения, и Джей постоянно нервничает. Он мало разговаривает и напрочь окапывается в ворохе газет, читая статьи и занимаясь поиском подработки.
Ночью Дженсен отчаянно чувствует последнюю грань и, наконец, решается выпить кровь, не принадлежащую Данниль. С отделением скорой помощи, как и раньше, не возникает проблем. Он пробует.
А проклятье не срабатывает.
Пьяная дикая улыбка не сходит до утра и остается плясать под кожей, наверное, навсегда.
Он слышит запах ярости, извиняется перед собеседником — новым лектором с прокуренной кровью — и выходит на улицу. Когда он их находит, Джаред на коленях, с заломленными руками, опущенной головой, но всё равно не сдавшийся и злой, как черт. От остальных троих несет алкоголем и гарью, немного порохом и сильнее всего — шакальей радостью.
Дженсен улыбается.
— У тебя губа разбита, — невнятно произносит Падалеки, и в воздухе веет кровью и жаркой кожей.
— Отвлёкся на одно долговязое недоразумение, — усмехается Дженсен, глядя в почерневшие глаза. — Вот им и подфартило.
Джаред стоит неровно, поддерживает запястье, будто закрывшись. Из рассеченной брови бьет запахом сладким и вязким, и Дженсена ведет прямо на него.
Джей делает шаг навстречу, тянет к нему здоровую руку, обхватывает пряжку горячей, словно раскаленной, ладонью и притягивает к себе.
Они не целуются — хоть на это хватает благоразумия — Джаред не лезет пальцами глубже, просто держит за ремень, сжимая кисть сильнее в такт каким-то своим ощущениям. Костяшки острые, сбитые, липкие от крови елозят по животу — твою мать, от мысли, что на Дженсене останется его кровь, продирает до костей. Перед глазами плывет, и Эклз хочет красного. Или горячего, под руками, чтобы плутал в стыде, в словах, чтобы плавился и выдыхал сдержанно и сильно, как сейчас.
Он запускает ладонь Джею в волосы, стягивает кулак, ловит языком беспрестанное скольжение кадыка и судорожный вдох. Падалеки выдирается из хватки и опасно тянется к лицу, глаза шалые, дышит горячо, Эклз едва успевает увернуться.
— Отбой, приятель, надо остыть, — говорит он, облизывая губы, чувствуя, что крови больше, чем он думал. Заразной, опасной крови.
Через два дня Джаред, нервозный и решительный, хватает Дженсена за рукав и ведет гулять по набережной.
Это самое странное, молчаливое и полное прикосновений свидание в жизни Эклза.
Джаред открывает окно и опирается на подоконник:
— Сегодня полнолуние.
«И ты получаешь приз за самые нелепые фразы из-за смущения», — насмешливо думает Дженсен.
— Очень красиво, Дженс, — Падалеки кивает самому себе, коротко вздыхает и вытаскивает мобильник. — Я сейчас, — произносит ровным голосом и выходит.
Это будет самое бедовое свидание, если он сейчас сбежит, но с Джаредом непонятно, опасно ли его держать или же глупо отпускать. Внизу слышится резковатый голос Мюррея.
Дженсен оглядывает комнату, по старой, ветхой привычке проверяет близлежащие к двери комоды и полки в поисках эзотерической дребедени. Из окна вьется соленый запах и подогревает предвкушение. Дженсен отодвигает штору и роняет на пол очередную безделушку Падалеки.
Которая оказывается долбаным осиновым колом.
Люди в доме мягко, словно кошки, поднимаются по лестнице. На чердаке дышат — ровно и тихо.
Дженсен забирает кол, уж он-то найдет как приспособить, и снова присматривается к комнате. Ни сувениров, ни фотографий, сплошь книги, слишком тяжелые и специализированные. Здесь не пахнет Джаредом. Здесь пахнет порохом и безмозглым возбуждением Эклза.
В голове ухает кровоток — Мюррея, притаившегося за дверью.
Дженсен улыбается.
Джареда нет за дверью с Чадом, на чердаке — с Морганом, на первом этаже — с Кортез.
Эклз находит его на углу дома: тот следит и за входной дверью, и за открытым окном.
Заметив Дженсена, он тут же вскидывает пистолет. Триумф после боя пьянит до тумана перед глазами, но даже так Дженсен замечает, насколько, черт возьми, смертоносный, умелый с оружием Джаред завораживающе сексуален.
— Какого черта, Дженс? — Падалеки раздражен, раздосадован и всё же самую малость — рад.
Эклз усмехается, чуть запрокидывая голову, втягивая воздух с тягучим запахом масла, пороха и этого парня:
— Ты про окно, что ли? Твои друзья не сообщили тебе, что этот выход тоже будет заблокирован — с крыши?
Джаред кидает быстрый взгляд на дом и напряженно отвечает:
— Я не слышал выстрелов.
— Сомневаюсь, что кто-то слышал. Ведь их не было.
Падалеки мгновенно подбирается в холодного обозленного охотника.
— До этого, — выплевывает он, остро пыша адреналином, от которого сладко немеет язык, — ты никого не убивал.
Хороша работа — прочесывать газеты в поисках некрологов, вписывающихся в подчерк вампиров под носом у одного из них. Когда они узнали про Дженсена? В ночь, когда убили и сожгли Бивера? Колдун Джим Бивер, мстительный хитрый поганец, стоило бы предположить, что даже из могилы не оставит в покое. И как-то цинично это — маяться с курсовой работой у человека, которого собираешься убить. Но, может, они просто не знали.
Хотя, может, охотникам легче убить человека, чем сдать ему зачет?
— Разумеется, — усмехается Дженсен. — Не смел лишать тебя такого удовольствия. Тебе же хочется убивать.
— Не хотелось, — с нечитаемым выражением лица произносит Джей, чуть щурясь — и вряд ли от света, только не этой больной вязкой ночью. — Но сейчас ты как никогда в своей гребаной жизни близок к правде.
Дженсен, уже пьяный его запахом в стельку, тлеющий от желания, выдыхает:
— Умница какая, так ловко косить под непонятливого. И пусть то была лишь приманка для меня, — Джаред изумленно распахивает глаза, но тут же стирает эмоции с лица, — признайся, тебе до жути хотелось наказать тех ребят, там в переулке — наравне со своими возможностями. Ты же охотник, гордый опасный парень, и ты знаешь, как это сделать, чтобы никто и не просек. И всё же… ты слишком искренний и боишься запутаться. Наверное, именно тогда я окончательно в тебе увяз.
— До чего же. Мило, — чеканит Джаред. — Я-то думал, дело в запахах и вашей прочей животной ерунде.
На языке сквозит: «Но ты всё ещё не выстрелил», — только этот аргумент уж точно захлебнется в крови.
— Дело в том, Джей, что ты до опасного сильно любишь играть со смертью. И рано или поздно ты доиграешься.
Дженсен улыбается.
— Ты не подумал, я ведь мог их обратить. Передавай привет кое-кому у тебя за спиной.
Падалеки резко поворачивается, чуть приседая, ожидая нападения.
За спиной никого, и Эклз исчез.
Они дышат все: Женевьев на кушетке в гостиной, Чад — кучей на пороге комнаты, Морган — вниз головой на ступеньках лестницы, ведущей на чердак. Все более-менее невредимы, даже Жен, хотя ей, как по злому року, регулярно и сполна доставалось на последних трех охотах.
Надпись, сделанную черным маркером, «Твоё приданое?» на лбу Мюррея ведь нельзя считать травмой?
Джареду неуютно — эта дурацкая надпись наверняка будет вызывать много косых взглядов, и что делать с не—убийцей Дженсеном, и такое нехорошее предчувствие, что все его слова попали—хотя—к—черту—его — и смешно от облегчения, от радости, что Дженсен...
«И, эмм, приданое?» — Джаред нервно взлохмачивает волосы и, наконец, смеется.
Они выезжают тем же вечером, как обычно на двух машинах, и Чад больше не заикается о «вампирах-тихушниках, которые всё равно когда-нибудь убивают». Он ненавидит их молча.
Морган вытягивает из Джареда всё со свойственной ему легкостью и проницательностью. Поэтому, когда Джаред перестает пить густые и непрозрачные напитки — прощайте, кофе, кола и тот кошмар, выдаваемый за пиво, в баре Ленни — Джефф ничего не говорит.
Женевьев молчит, пока Джаред не перестает истреблять иную нечисть, кроме вампиров.
Чад соскакивает после того, как Падалеки хладнокровно вырезает гнезда с самыми дикими и психованными вампирами, прокладывая кровавую трассу от Далласа до Карсон-Сити.
Джаред ищет, просыпаясь по ночам от кошмаров, в которых смерть шипит ему в лицо: «Доиграе...»
Наконец, однажды смерть вроде как договаривает.
Больше двух десятков отборных гнусных тварей. На их счету около полутысячи трупов и заложники по всему штату Калифорния.
Они знают, как его зовут, и они его ждали.
Вот тогда-то и приходит Дженсен. Злой, как полчища чертей.
— Четырнадцать, — нервно смеется Джаред, стаскивает с плеч толстовку, вымокшую в крови лос-анджелесских вампиров, и вытирает футболкой лицо и шею, — гребаных четырнадцать гнезд, где мне чуть кишки на кулак не намотали, а ты заявился спасать меня только на пятнадцатом!
Эклз — теперь с разодранными щекой и подбородком — качает головой, злясь на мироздание за порванные четки и собирая осиновые бусины, которые он вбивал в грудные клетки.
— Джей, не пора бы остановиться, больной ты придурок? В марафоне имени Ван Хельсинга тебе даже значков не дадут, — Дженсен усаживается рядом с Падалеки, соприкасаясь бедрами, и неуклюже запихивает всё найденное в карман. — Просто не верю, что вляпался в такую хрень и до сих пор жив. Чем тебе призраки престарелых теток не угодили? А гули? Те ж вообще как ручные, уж теперь-то мне точно есть, с чем сравнивать. Поверь, я бы задолбался ждать и пришел за тобой.
— Вот как? — внезапно становится серьезным Джей, щурится, расслабляется. Тянется к Дженсену, хватает, когда тот начинает отклоняться, — нет, чувак. Баш на баш. Я предаю людей. Ты предаешь своих. Равный обмен.
Дженсен пораженно смотрит на Падалеки и, наконец-то, не успевает увернуться от поцелуя.
Джаред улыбается.
@темы: J2, РПС, бумажкомарательство, слеш, R
А еще у вас шрифт в файрфоксе не отображается - наверное нужно выставить цвет в настройках
Да, с файрфоксом косяк вышел
чёрт, ну ни разу не палюсь, конечноданное оформление с стиле электронной читалки как-то всё равно не по душеДа знаешь (мы на ты? Я не помню) мне лучше так, чем что-то жутко навороченное) Главное ведь чтоб читабельно)) И кстати, электронные читалки - наше все!
аться в вежливостях, я умею. Правда))Про читалки согласна) оказывается, это такая нереально удобная штука)
Ооо, неожиданно стало безумно приятно, что кто-то читает мои рассусоливания в эпиграфе
Я действительно за тыканье, но некоторым удобнее наоборот, так что лучше перестраховаться)
Да ну брось, я же не для того нахваливала, чтобы польстить, мне действительно ужасно понравилось)))
Про читалки согласна) оказывается, это такая нереально удобная штука)
Короче, люди держались от меня подальше, потому что я отказывалась пояснять адекватными причинами свой безумный позитив.Интересная картина получается, ага?))
Оййй, как знакомо, когда приходится сдерживать и как-то объяснять безумный позитив ©
У меня позитив сдержать не удалось, так что я просто делала лицо кирпичом, насколько это применимо к стоваттной улыбке, и говорила: "Не скажу"
Я не в том смысле монстра
О, нет, ты ни разу не слажала! Это было очень круто!
я просто делала лицо кирпичом, насколько это применимо к стоваттной улыбке, и говорила: "Не скажу"
Хеее, у меня это обычно только усугубляет ситуацию
охренительный текст
он такой вкусный - просто не передать
спасибо еще раз огромное, я просто влюбилась в этот текст )))
Благодаря "сумеречным" эмо-тенденциям вампиры меня привлекают не больше, чем бочка со стронцием
Но Этот Дженсен...
feel_right , ты мне уже 3-ий стереотип ломаешь
теперь от меня не избавиться даже с помощью тазика с цементом
мой любимый фик про вампиров.
ыыы )))
ты мне уже 3-ий стереотип ломаешь
мне любопытно, какие ))
ненене, не надо тазиков и цемента!
ты мне уже 3-ий стереотип ломаешь
мне любопытно, какие )
1. Вомперы - эмо-крокодилы - едят, ноют и вообще - sucks
собственно, твой фик показал моему убеждению то самое оригами
2. Чистый флафф, упоминание розового и пушистого и особенно КАПС
откапсено и отшифтено с особым цинизмом
3. При появлении Аластара в каноне/фиках надо залезть на табуретку и посыпать клавиатуру солью (а вдруг это бешенство?).
Потому что понять этот перс не удавалось даже по понедельникам
при виде "Не суть смерти..." впала в состояние "мыши плакали, кололись, но продолжали жрать пейот на зависть Кастанеде"
но приход от стиля и переданного смыла того стоил
P.S. еще не передумала насчет тазика?
P.P.S. а еще ты каментишь по ночам и не отражаешься в
зеркалахстатистикекруто )) я чертовски польщена ^^
была уверена, что в этом списке затесался мпрег
тазик - не айс ^^
раздолбанный график бодрствования и игры в свободу выбора ))
наверно, он мне еще не попался
тут список
РЕКЛАМА РЕКЛАМА
называется "Магистраль I-10" ))