Ну, мм. Я и близко не критик, зато я хороший критикан )) качественный, по совковому госту. Но я эволюционирую. Хорошо ))
Надо бы писать в треде работы, но я как-то пока проигрываю своему перманентному размазанному состоянию. Прошу прощения у всех тех, кого это каким-либо образом задевает.
Всё ниже перечисленное – моё скромное мнение и обсуждению не подлежит. Поэтому без комментов, простите.
Реверс — это невозможные, нереальные классные работы. Я пока лишь про артеров, потому что до текстов в осознанном состоянии добраться не удалось. И классные работы ВСЕ.
Не хочу декламировать хорошие слова со своей заныканной от глаз людских табуретки, поэтому только одно ) Только то, что уже звучало, и исключительно
на правах рекламы с целью напоминать.
Sunken ships of Novem
Артер: Вонг
Автор: джаффароб артеБыть может, сказать о рисунке?
О том, что Дженсен ссутулившийся, в капюшоне, скрытный. О том, что его губы открыты так, как не откроет их женщина, но откроет мужчина, не больно-то и думающий о своей красоте. Открыты в задумчивости, открыты оттого, как расслабилась мышца на подбородке, вот так. О его спутавшихся длинных уже волосах, о том, как они лежат неаккуратными прядками, словно несвежие, как будто несколько дней пути, как будто Дженсен в лагере или в плену, или ванные просто не в ладах с этой реальностью. О том, какое у Дженсена выражение лица. Ни азарта, ни пустоты деревянной модели, ни любви, ни страха. В его лице — внимание. Полное сосредоточение на лице собеседника, что тот скажет на пылающий шар или на фразу Дженсена, или на ту штуку под их ногами, которую Дженсен осветил. Дженсен щурится от света, и синяя ночь лагеря, голубой свет предательницы-луны, желтый свет яркого, вынасилованного магией у природы шарика — смешиваются на его пальцах, увенчанных под корень обстриженными ногтями. Смешиваются так, что видно: шар — чужд этой природе, она не хотела его, не рожала его. Шар в руках человека, смотри, человек, мой синий, мой синий имеет на тебя право, твой желтый горит слишком ярко, слишком неправильно для моей ночи, его не надо мне! И всё равно ночь должна смириться с огнем, потому что он слишком сильный, яркий, сошелся с ночью на тыльной стороне ладони, сошелся и взял на равных.
Дженсен хитрец, и Дженсен прячется, потому что Дженсен боится. За ним охота или над ним опасность. Я вижу историю. Я слышу, как он и его собеседник сидят в ночи, и слышу как они молчат.
Или быть может о Джареде?
Он бледный как проклятый снегами и низкими надутыми тучами. Ооо, вот где азарт — в его глазах и полуулыбке. Он зол, он ледяной, его лицо меняется в бою мгновенно. Он всегда выманивает на бой, и всегда его соперники покупаются. Его выдает рука: сжатая на рукояти широкая, массивная, в ней читается всё внутреннее бешенство, которое в Джареде вскармливали с детства. Он не безумец, нет. Но он воин, его меч стирается под его руку, его ладонь стирается под его меч. Один в один — Джаред и бой, Джаред и меч, холод и сталь, бешеная метель и острия снега, выплеснутого в лицо. Джаред сложнее и проще, чем Дженсен. Джаред говорит: «Битва». И читающий его ведется, ведется, как не ведутся даже дети. Джаред просто больше ничего не говорит, не говорит, что там скрыто, заморожено в ледяной глыбе посреди его снежной смятой равнины, куда он возвращается в редких снах.