Что-то я не сообразила, что по-честному будет сказать, что я тут www.diary.ru/~spn-ugadajka/ тоже есть А то сижу, на 0,04 от общей массы - читер

@темы: Stitch

---

оно [написание текстов] всегда так мозги выносит? :)

Название: Hollywood's version ака Вечная сказка беспрерывных открытий
Автор: feel_right
Бета: скорее нет, чем есть
Пейринг: J2
Жанр: драма, экшн
Рейтинг: NC-17
Примечание:
написано кинк-фест на заявку

4.10

4.10 «Джаред/Дженсен, АУ. Джаред работает уборщиком в секретной лаборатории по клонированию. В это время там выращивают серию клонов "Дженсен". Над некоторыми клонами ставят жестокие эксперименты (применение психотропных веществ, электрошокеров, наказание за любое непослушание и т.д.). Джаред проникается симпатией к одному из Дженсенов - бракованный экземпляр из-за кривых ног, поэтому, издеваются над ним сильнее всего - и комфортит его после лабораторных мучений (отмывает и смазывает пострадавшие места, если при этом Дженсен с непривычки испытывает всякие приятные ощущения, то Джаред ему объясняет причины и помогает справиться)»  Ailine,  Lauriel
Предупреждение:
1. мат
2. активное участие Женевьев Кортез
3. названия стянуты из т/с "Кукольный дом" без какой-либо привязки к тамошнему сюжету

И, наконец: я знаю, что надо делать с бетой, которая говорит: «Я тут начала проверять, отслеживая запятые и всё такое, и, в общем, зачиталась - и потом уже вообще не обращала внимания на грамматику. Да — идея нормальная».
Спасибо, pearlbuyer, ты остановила мой перманентный инфаркт




В плену.
— Имя.
— М-мэтт Н-нельсон.
— Ты что — заика?
Высоченный сутулый парень переминался с ноги на ногу и угрюмо молчал.
— Ну, блин, не завидую тебе.

В бегах.
Это было похоже на финал кинофильма.
— Моя детка, — любовно сказал Джаред. — Как тебе? Мощный красавец, да?
Дженсен скользнул взглядом по машине и медленно кивнул.
— Она... чёрная, — одобрительно выдал он и сел на заднее сидение.
Нет, правда — спорткар этого года выпуска, двухрядный двигатель, биксеноновые фары, заоблачная сумма, витавшая где-то рядом с полумиллионом баксов... Чёрная, мать его? Джаред раздраженно выдохнул и сел за руль.
Через две минуты на подземную стоянку вышла Кортез. Несмотря на разгар рабочего дня, она была одета в потрепанные узкие джинсы и рубашку навыпуск.
— До Майами, — сказала она, склонившись так, что Джаред имел достаточно привлекательный обзор.
— Киска, а ты не боишься? — спросил он с ухмылкой, когда она села на пассажирское сидение. — Вдруг я ненадежный парень, трахну и прирежу тебя под пальмами Флориды.
— Надеюсь, у меня не будет возможности пожалеть, что ты так не поступил, — усмехнулась Кортез. — Особенно в том месте про «трахну», Джей-гей.
— Здравствуйте, — вежливо сказал Дженсен.
— Здравствуй, зайка, — тепло улыбнулась ему Женевьев и дала кубик Рубика.
На КПП не возникло никаких проблем.
Через двадцать одну минуту в лаборатории, четырьмя этажами ниже, обнаружили, что экземпляр 36F7 Дженсен Эклз, содержащийся в одноименной камере, является клоном, а оригинал бесследно исчез.
Через двадцать пять минут обнаружили пропажу доктора Клэя Миллера и доктора Крис Фурилло.
Еще через четыре минуты их головы стоили больше трех миллионов долларов.

В плену.
Сержант Хейердал внимательно следил за новым уборщиком. Эти серые люди, незаметные, тихие, жалкие, словно шли чередой никчёмности друг за другом, всегда вдоль и поперек проверенные. Но, если крысы из отдела кадров ослепли, оглохли и совсем там отупели со своими анкетками, то сержант всех их видел насквозь.
Этот парень был из тех, кто молчат до поры до времени, а потом всаживают нож в спину.
— Эй, оглобля гражданская, — гаркнул Хейердал, когда уборщик закончил со стометровым разветвленным коридором, — ты что, думаешь, никто не заметит, как ты халявишь? Думаешь, если ты не знаешь, что такое «опрятность», то и вокруг такие же свиньи? Нет, парень, ты ошибся адресом и родился не в том мире. Чтобы через двадцать минут было чище, чем у Девы Марии до того, как её поимел боженька.

В бегах.
— Так он... типа дауна, что ли? — спросил Джаред.
— Если говорить об уме, то «Падалеки» звучит более оскорбительно, чем «даун», — отрезала Кортез и раздраженно вздохнула. — Эти люди, с синдромом Дауна, они не больны или ущербны. Они просто другие. А Эклз кардинально другой.
— Ты только что обозвала его кардинальным дауном, — мстительно парировал Джаред. — Моё воображение в раздрае.
— Неудивительно, — фыркнула Женевьев. — Дженсен — носитель уникального образа мышления. Он, при всей своей оторванности от человечества, обладает феноменальным умом, поэтому для него не существует рамок. Вообще. Например, те «каракули», которые ты видел у него на столе, это проекция четырехмерного куба. Никто из психически здоровых людей не может представить его в уме, а Дженсену не нравится, что мир трехмерный, и изобразить куб на натуре — невозможно.
Джаред изогнул бровь.
— Я как-то не особо уловил, что этот парень у них там носитель мега-мышления, судя по тому, как часто его прикладывали котелком к твердым поверхностям.
Женевьев нахмурилась.
— Видишь ли, он умён, но абсолютно не коммуникабелен. Они имели машинку, но понятия не имели, как ею играть. Rossum пытались воспроизвести его генетический код, клоны и прочая чушь, но вот что удивительно: все его клоны — совершенно не приспособленные к мышлению существа. Поэтому вся проблема и замкнулась на Дженсене. Теоретически, он может решить любую задачу, и они пытались его расшевелить — своими методами.
Джаред хмыкнул.
— Никогда не задумывался, но слово «теоретически» имеет такое... роковое значение.

В плену.
Фредерик Лене, следивший за состоянием капсул, на дух не переносил сержанта Хейердала по многим причинам. Во-первых, тот был параноиком. Во-вторых, садистом. Вот сейчас ему кто-то стукнул, что новый парень, Мэтт Нельсон, заика. Нетрудно догадаться, что парень забитый, никому и слова не скажет, так что Хейердал отрывался на полную катушку: заставлял драить окна по три раза, полы — по пять, а туалеты — так вообще страшно подумать.
Кроме того, Мэтт испытывал вполне объяснимую неприязнь к образцам. Он мыл капсулы только, когда образцы уводили на процедуры, старался лишний раз к ним не прикасаться. Сержант, когда заметил это, казалось, обрел второе дыхание.
Он с едва скрываемой улыбкой заставлял молчуна-Мэтта водить образцы в душ и кормить.
А потом Хейердал открыл, что к оригинальному образцу Нельсон испытывает просто запредельное моральное отторжение, и назначил его ответственным за гигиену Дженсена Эклза.

В бегах.
С тех пор, как Женевьев уехала, Джаред открыл для себя много нового. Например, что понятие «ума» у них с Кортез расходятся как север и юг.
Дженсен делал какие-то невероятные вещи. Сначала он, завидев людей — любых, блять, людей — делал совершенно невозмутимое лицо, разворачивался на сто восемьдесят градусов и тихоходом линял. Джаред его пару раз так чуть не потерял, обретя на свою пока ещё достаточно юную голову преждевременное количество седины.
Потом Дженсен насмотрелся на то, как Джаред в пух и прах ругался с водилой на бензоколонке, и в следующий раз, когда в мотеле на Дженсена накричала злобная тетка, он широко распахнул рот и — помните по невозмутимое лицо — стал на одной ноте орать ей в лицо. Ночью после этого инцидента Дженсен с бесстрастным лицом изгрыз ногти на левой руке и до ссадин расчесал бока.

В плену.
Насчет того, что господин сержант превышает полномочия, Фуллер доложил начальству сразу же. Однако никто не отреагировал. Это уже потом сержант Фуллер узнал от Лене, что показатели оригинального образца, наконец, пошли в гору, так что на выкрутасы чёртового Хейердала закрыли глаза, да ещё и, видимо, собирались давать повышение.
Но пока стоило взять на заметку, что Хейердал ограждал Нельсона от любого рода содействия с начальством — как только мог.

В бегах.
Джаред просто нереально умаялся с этим парнем.
Поэтому в данную ночь он и прародитель клонов Дженсен Эклз сидели в баре, и Джаред пытался напиться.
— Что мы здесь делаем? — ёрзал Дженсен. — Это плохое место. Путанное. Здесь ничего нет.
— Никуда я не пойду, — вздыхал Джаред и мстительно скалился, — я заблудился.
В конце концов, к Дженсену подкатили какие-то парни, да так, что Падалеки просто обалдел от их наглости. Один стал хватать мигом съёжившегося Эклза за руки, а второй с усмешкой смотрел на Джареда. Мол, сиди тихо, а не то и тебя опустим.
Дженсен беспомощно молчал, с видимыми усилиями пытаясь найти в себе слова «я не хочу», «уйди» и находя лишь белое тщательно вытертое пятно, из-за чего одновременно с яростью в опьяневшей голове Джареда всплывали воспоминания, каким он увидел Эклза в лаборатории в первый раз. Впервые Джаред столкнулся с тем, что из речи человека, из мозга вообще, целенаправленно выжгли слово «хватит», принудили забыть, какого это — иметь право распоряжаться собой, вогнали покорность в самую подкорку, чтобы не то, чтобы боялся думать о побеге, а в принципе — не думал. Может, дело не в подчинении — в современном мире прорва форм отношений, завязанных на чём угодно. Однако, Дженсена ломали не ради него самого, а ради денег. Ведь всё всегда упирается в деньги, не правда ли?
Надо было сказать «довольно, отъебитесь» за двоих, не дожидаясь, пока у Дженсена появится совершенно пустое выражение лица. Может, надо было. Но Джареда хлестнуло такой волной омерзения, что он отпустил себя и молча размазал нахуй эти рожи.
В мотеле Дженсен очень технично, быстро и относительно безболезненно обработал раны — свои и Падалеки — и наложил швы.
— Умница, — почти вырубившись, похвалил его Джаред и не увидел, каким потрясенным взглядом одарил его Эклз.

В плену.
Джейк Абель, доктор медицинских наук — заметьте, самый молодой доктор в своем выпуске — совершенно не находил приятным работать с доктором Фурилло. Хотя это было определенно занятнее, чем что бы то ни было объяснять сержанту Фуллеру, и значительно безопаснее, чем находиться в одном помещении с сержантом Хейердалом.
— Ты же хочешь прогуляться? — спросил Джейк у оригинального образца, когда тот опять отказался выходить из капсулы.
— Нет, — равнодушно ответил тот.
Абель усмехнулся:
— На будущее, Дженсен: ложь обнаруживает наличие скрытых мотивов.
Образец повернулся к нему, и на секунду показалось, что он вот-вот улыбнется:
— Чаще всего ложными являются не последствия, а предпосылки, доктор Абель.
Джейк ждал продолжения, но его в сторону оттеснила доктор Фурилло и взяла Эклза за руку. Несмотря на круги под глазами, на её лице искрилось веселье.
— Дженсен хочет сказать, доктор Абель, что вы можете засунуть себе в задницу своё «прогуляться».

В бегах.
— Какого черта творит этот урод?! — заорала женщина, стоящая за Джаредом в очереди в супермаркете, и, побросав покупки, бросилась наружу.
Уже чувствуя неладно, Джей обернулся. Сквозь прозрачную стеклянную стену, несмотря на громоздкие надписи с рекламой, было ясно видно, как «урод» лупит по морде собаку. И кто бы сомневался, что «уродом» был Дженсен.
Пес был большой, неопрятный, без поводка и намордника, так что женщину удалось быстро обезвредить, напомнив про общество защиты животных.
— А тебе, я посмотрю, вкатывает обижать слабых, — прошипел Джаред, несильно, но зло толкая Эклза в грудь. — Что, решил оторваться за то, что сам такой неудачник?
— Она хотела отобрать у меня, — буркнул Дженсен.
— Что отобрать?! Подошла и сказала: «Гони бабло»? Господи, да она просто ластилась к тебе. Но, видать, тебе проще пришибить, чем поделиться теплом.
— Она смотрела на меня, — повысил голос Эклз, глядя в землю. — Они так смотрят, когда хотят, чтобы мне было стыдно!
— Дженсен, — одернул его Падалеки. — Ты ошибаешься, у собак нет подспудного желания всех стыдить. Ей просто было интересно с тобой. А ты сделал ей больно. Ты помнишь, что такое «больно»?
Дженсен дернулся как от удара.
— У неё, — тяжело выдыхал он, словно проталкивая слова из самого нутра — тяжело, болезненно, — у неё были когти и зубы. Она могла убежать. Если ей было больно, то оно того стоило, чтобы за ней пришли и спасли. Но, быть может, она глупая, тупая, бесполезная, глупая-глупая, настолько, что даже не сообразила убежать, и тогда... Тогда...
Это было пробивало насквозь — так остро чувствовать, что ему нужно, как его лихорадит только от воспоминаний о беспомощности. Руки сами потянулись к его лицу — нежно обнять скулы, поглаживая большими пальцами кожу. Дженсен — внезапно податливый и такой пронзительно открытый — смотрел в глаза Падалеки, готовый принять что угодно — только за эту ласку, одну-единственную.
— Дженсен, — тихо позвал его Джаред. — Ты не один. У тебя есть я. И Женевьев. Мы всегда придём за тобой и спасём, договорились?
Эклз рвано, глубоко вздохнул и медленно потянулся ладонями к Джею, зеркально отражая его действия. Джаред фыркнул, пробормотав: «Господи, ничего не умеешь», — оттолкнул его руки и притянул к себе, крепко обнимая поперек спины. Судя по тому, как в ответ стиснул его Дженсен — именно это он и хотел выразить.
— Это всё сложно, — отчаянно выдохнул Эклз Джареду в шею, заставив его поёжиться от щекотки.
— Ничего, ты научишься. Ты у меня умный.

В плену.
— Хм. Я вас глубоко уважаю, вы — замечательный врач. И тем не менее, доктор Фурилло, вы неправы.
— Если вы сейчас хоть слово скажете про совет директоров, разумность и карьеру, господин исполнительный директор, боюсь, что и своих детей вам придётся синтезировать в пробирке.
Директор не посчитал необходимым скрывать усмешку.
— Причём здесь карьера, мисс Фурилло? Или разумность? Что вы хотите, чтобы мы сделали? Отпустили неприспособленного к жизни парня на улицу? Парня, который может сотворить вакцины от всех бичей и моров двадцать первого века? Я считаю слегка несостоятельным ваш лозунг: «Умри завтра — свободным и бесполезным».
— Мм, — прищурилась Кортез, — то-то сейчас он над лекарством от рака работает. Или, зайдем с другой стороны, то-то вы продолжаете над ним бесчеловечные эксперименты. Когда организация по правам человека не найдет и пяти отличий в методике ваших экспериментов от медицинских исследованиями Йозефа Менгеле, совет директоров задолбается придумывать для этого причины.
— Мисс Фурилло, или как вы там у нас проходите в этот раз, — лениво взмахнул рукой директор, — а вы только сейчас задумались о том, насколько безнравственна ваша работа? Как вы ещё живете с такой заляпанной совестью? Никогда не думали о самоубийстве?
Кортез скептически усмехнулась:
— Ирония? И это всё, что вы можете противопоставить?
— Если бы ирония. Серьёзно, вы никогда не думали о том, как самоубийство могло бы повлиять на вашу жизнь?
Женевьев не стала задавать вопрос: «Что вы имеете в виду?»

В бегах.
Они меняли мотели каждые сутки. Иногда чаще — когда звонила Кортез и предупреждала о том, что люди Rossum у них на хвосте.
— Знаешь, как-то раз меня занесло работать в окружную тюрьму. Мы там занимались... Ох, ну, кому я это всё впариваю! В общем, мы там были и как охранники, и как врачи — но не просто айболиты, а те, которые по головам. Там было... — Джаред вцепился взглядом в бутылку пива, заставляя мозги расслабиться и не вспоминать. — Я тебя уверяю: ничто не ломает человека так безжалостно и необратимо, как безграничная власть над себе подобными. Ни в чём, что с тобой происходило, не было твоей вины. Только не твоей.
— Место, где я жил, сильно похоже на тюрьму? — тихо спросил Дженсен, теребя пальцами кнопки пульта.
Джаред поднял на него глаза, чувствуя, как на языке мерещится горечь.
— Запомни: это было хуже, чем тюрьма.

Пока что NBA достаточно хорошо прикрывало их спины. Толстосумы не желали идти на конфликт с конкурентами, в открытую принимая под своё крылышко дорогостоящий экземпляр человеческого генотипа. Зная вечную идеалистку Кортез, Джаред уже определенно представлял себе будущее Дженсена: никаких опытов, сплошная психологическая помощь и бесконечные мемуары «Жизнь маленького отважного солдата в этом жестоком мире».
— Они получают с этих исследовательских центров просто феерическую прибыль. Так что ничто их не заставит оторваться от этой сиськи. И не спрашивай меня, что такое прибыль.
— Хорошо, — кивнул Дженсен. — Что такое «сиська»?

В плену.
— Хорошая работа, Дженсен, но сделай больше выкладок, чуть поподробнее.
— Я написал просто.
— Ладно. Тогда тебе придется пообщаться с нашими коллегами.
— Они не умеют читать? — без тени сарказма спросил Дженсен. А жаль.
— Они умеют. Просто твои путанные трехсотэтажные формулы и константы, а также миллион вариаций условий просто взрывают их головы. Взорванные головы — это неприятно, Дженсен, хотя бы потому, что без них трудно осуществить проект.
Эклз вздохнул. Он никогда ещё не был в этом кабинете и никогда не видел этого человека. Разговор складывался в конструктор, каждая фраза — кубик, и иногда в общей фигуре сложенной конструкции появлялись прорехи. Этот человек постоянно складывал в них кубики и терпеливо ждал, пока Дженсен сделает то же самое.
— Тогда я могу делать. Но мне нужны... вещи.
Лицо человека слегка дрогнуло. Джаред так делал перед тем, как достать из-за спины мармелад.
Дженсен сжал кулаки, упираясь ими в колени:
— И я хочу, чтобы процедуры закончились.
Человек поджал губы, и его лицо стало каким-то растерянным.
— Дженсен. Нет. Кстати, как себя чувствует доктор Фурилло?
— Хорошо, — ответил Дженсен, — только она устаёт.
— А по Падалеки ты скучаешь?
Эклз словно завис.
— Я делаю работу, — в конце концов, ответил он, — потому что вы держите его далеко отсюда.

В бегах.
Они настолько обалдели от безнаказанности и безопасности, что принялись бегать утром и вечером. Дженсен просто потрясающе быстро нарабатывал форму. Через неделю он бегал наравне с Джаредом, через две — оброс хотя бы подобием мышц и вообще приобрел вполне, хм, презентабельный вид. Он легко учился приёмам самообороны и, чёрт возьми, бил всегда так, словно дрался не на жизнь, а насмерть.

Может, и не стоило ничего усложнять. Но Дженсен...
Эклз ни хрена не был похож на ребенка. Скорее, на человека, которому катастрофически не хватало навыков общения. На свою беду, Джаред знал один навык, для которого наличие широкого запаса слов было непринципиально. И, Дженсен, каждый день открывавший для себя свободу, а иногда — мармелад, Дженсен, восхищенный миром и Джаредом, постоянно вызывал в голове совершенно непотребные мысли.
Просто однажды после душа Джаред подошел к нему, растрепал его почти сухие после мытья волосы и мягко толкнул в плечо:
— Парируй.
Дженсен сделал какое-то несуразное движение руками и упал бы, если бы не Джаред.
— Хм, — улыбнулся Джей, — что, Тэдди, ты полюбил обнимашки?
— Думаю, я не в форме, — фальшиво нахмурился Эклз. — Утром буду заниматься усерднее.
Когда Падалеки поцеловал его, Дженсен потянулся в ответ всем телом.

Дженсен постоянно жмурил глаза и цеплялся за плечи.
— Боишься?
— Очевидно... это не процедуры. Это... как мармелад. Не знаю. Будто очень много мармелада до конца жизни.
Честно, это абсолютно непостижимый парень.
Джей развел его бедра и медленно, давая возможность Дженсену привыкнуть, провел языком от пупка вниз, чувствуя шеей полувозбужденный член.
— Нет, — словно от неожиданности всхлипнул Эклз, — это не мармелад.
— Определенно, — хмыкнул Джей перед тем, как взять его член в рот и расслабить горло.

Ночью Джаред проснулся, будто кто-то шепнул ему на ухо: «Не пропусти».
В вязкой темноте комнаты спина Дженсена, сидящего на своей кровати, ловила на лопатках и плече лунный свет.
— Эй, полуночник, чего не спишь?
Дженсен чуть повернул голову, оглядываясь через плечо:
— Хорошо. Не страшно.
Джаред застонал, растирая глаза, поднялся и с диким грохотом придвинул свою кровать к Эклзовой. Улегшись обратно, притянул того к себе и приказал спать.

На следующий вечер, во время пробежки, их достали.
Чудом, да, пожалуй, чудом, они отбились, и Джаред был невероятно рад, что обучил Эклза основам обороны, и что Эклз такой хладнокровный боец.
Они бегом припустили до мотеля — свой новейший спорткар Джаред ни за какие коврижки не отдаст людям, которых побил ботаник. В номере были ещё двое, но, видно, в этот день где-то на небесах выпал джекпот на имя Падалеки и Эклза.
Дженсен легко, словно чистый танец лезвий, вышиб дух из первого и вырубил второго. Забрав припрятанную сумку с оружием, Падалеки вытащил Дженсена из комнаты и позволил себе предположить, что ближайшие две минуты никто их не побеспокоит, да хотя, честно говоря, похер, потому что Эклз — с его ломкими от силы движениями, почерневшими глазами и непривычно сбитым дыханием, будто Джаред только что ему отсосал — просто выносил мозг.
Джей прижал его к стене, вписываясь бедром между его горячих бедер, выгибаясь и вдавливая прессом и грудью, заставляя противостоять и поддаваться. Моментально приняв правила игры, Дженсен вцепился в его бока, втискиваясь, втираясь, открываясь для поцелуя — дикого и несдержанного. Джаред укусил его за нижнюю губу, вызволяя глухие хриплые стоны.
— Хей, — позвал Падалеки, проехавшись кончиком носа по его. — Если мы отсюда не свалим, я трахну тебя прямо здесь.
Стоит отдать Дженсену должное — за всю дорогу до другого мотеля, он даже не подумал поинтересоваться, что такое «трахну».

Джаред, прикусив кончик языка, скользнул ладонями по его голым бокам, задевая пояс джинсов, к задним карманам, с шальной улыбкой отмечая твердые мышцы под тканью. Ладони обхватили ягодицы и несильно сжали. Ч-чёрт, как же он хотел этого!
Дженсен удивленно обернулся через плечо, неосознанно обхватывая шею Джареда и придвигаясь, казалось, до невозможного ближе, так что Падалеки, чуть наклонив голову, поймал зубами мочку. Тот резко повернулся лицом, неожиданно широко улыбнулся и потянулся к нему, вовлекая во влажный глубокий медленный поцелуй, так что звуки щекотно плескались у Джея в ушах, а оттуда стекали прямиком в пах. Джаред сильнее сжал задницу Эклза, а когда тот глухо застонал ему в рот, то его и вовсе накрыло.
Падалеки постоянно целовал его — в щеки, в шею, в плечи. Гладил, чтобы Дженсен расслабился. Мягко захватывал губами ресницы и нос. Дженсен не зажимался, его не волновало, что Джареду может не понравиться, он ни разу не заикнулся о том, что это может быть плохо, что они слишком спешат, и как это повлияет на будущее. Дженсен был идеальным.
Горячий снаружи — бёдрами, ладонями, животом, членом — и такой невыносимо жаркий внутри, Дженсен зажмурился, спрятал лицо и сжал плечо Падалеки так, словно собирался сломать, когда тот ввёл в него пальцы.
— Прости, — хрипло произнес Джаред, вынимая скользкие от смазки пальцы — боже, благослови круглосуточные аптеки. — Потерпишь?
— Почти не больно, — всхлипнул Дженсен. — Просто очень близко. Никто так близко не был. В груди жжёт и живот сводит. Но это ещё не всё, правда?
«Не всё», — шепнул Джей и вошёл в него.
Горячий-горячий Дженсен — податливый, тянущийся за каждым прикосновением, жадный до ласки и неожиданно сильный — каждый раз, когда Джаред вгонялся в него, шумно выдыхал и беспомощно щурился, из-за чего его лицо приобретало настежь открытое выражение.
Когда сквозь выдохи Дженсена стали пробиваться горловые стоны, Джаред увеличил темп, жестко перехватив его по бокам от поясницы.
— Ну, давай, малыш, — шепотом приказал Джей, и Дженсен, запрокинув голову и закусив губу до крови, послушался.

Эклз хмурился, жмурился с серьезным видом, стучал пальцами по столешнице и закусывал губу, выдавая крайнее волнение.
— Дженсен, зайка, с тобой всё в порядке? — участливо спросила Женевьев. Джаред, вспомнив вчерашнего разгоряченного растерянного Дженсена, спрятал невероятно довольную улыбку за стаканом кофе.
— Мы с Джаредом трахнулись, — тихо и без тени стыда выдал Эклз.
Что ж, неожиданно. Зато кофе они с Женевьев разлили синхронно. Взгляд Кортез был полон темных, смертоносных желаний.
— Ну, разумеется, о чём я вообще думала, — шипела она, резкими движениями затирая с рукава коричневые пятна. — Ты же не понимаешь, что он ребенок, да, Джей?
— Поверь мне, — покачал головой Падалеки, накидывая бумажки поверх лужиц на столе, — для своего возраста — он офигенно полноценный.
Эклз вскинул брови и с небывалым энтузиазмом затараторил:
— Джаред, оно точно как мармелад. Ну, сейчас. Как если бы я имел его с самого рождения и навсегда.
— О да, — Женевьев тяжело посмотрела на Джея, — модель поведения — стопроцентно, как у тридцатилетнего.
— Господи, — воскликнул Джаред, — если он захлебывается желанием максимально точно выразить, что чувствует и как мыслит, то мало кто из людей вообще может таким умением похвастать. Всё что, нужно было этим придуркам из Rossum — просто слушать его и болтать с ним. Ну, и говорить, что он умный.
— Это основы воспитания ребенка, — припечатала Женевьев.
— Воспитания — во взрослого человека, — парировал Джей. — Может, он слабоват по части коммуникабельности, но чувствует, как ты и я, а учится новому — как чертов Альберт Эйнштейн и долбаный Готфрид Лейбниц.
— О, вот оно что, — внезапно расслабилась Кортез.
Джаред непонимающе на неё уставился, чувствуя, что сейчас придётся выслушать нечто, что ему точно не понравится.
— Он ласковый, да? — обманчиво мягко заговорила она. — Послушный. Смотрит на тебя, как на Бога, говорит с тобой и слушает тебя. Чертовски льстит самолюбию, не так ли?
— Кортез, — опасно произнес Джаред, — даже у моего принципа не бить женщин есть пределы. И ты находишься на самом краю пропасти.
Они обратили внимание на ёрзающего Дженсена только тогда, когда он схватил Падалеки за рукав и дернул на себя, чтобы лизнуть в щеку.
Черт, а Джаред не верил, что тишина бывает осязаемой.
Эклз глубоко вздохнул и со счастливой улыбкой тихо поведал:
— Легко. Я сам придумал.
За разглядыванием светящегося Дженсена, Падалеки чуть не упустил тот момент, что у их столика стоит официантка, молча и неумолимо выгибающая бровь. Джаред кашлянул и слегка заморожено улыбнулся:
— Я так полагаю, нам — счёт.
Вечером они с Кортез напились до зеленых чертей.

— Изотропная идеальная сфера, — торопился выразить свою мысль Дженсен, — это недостижимый на практике эйдос — легко изучаемый, математически безликий. Анизотропный эллипсоид же...
Джаред остановил его, зажав рот ладонью:
— Эй-эй-эй, по-моему, кое-кто не спрятал книжку по матанализу, и ты будешь толкать ну просто запредельную метафоричную заебень, да?
— Ты должен больше читать, — выпутался из его рук Дженсен, — иначе ничего не понимаешь.
— О, я прекрасно тебя понимаю — с первых слов, — улыбнулся Джаред. — Я загадочное и притягательное неоднородное яйцо. Ух, как романтично.
— Боже, — закатила глаза Кортез, — чувствую, с вами шарады заиграют новыми красками.

Вот, что безоговорочно подкупало в Джеффри Дине Моргане, так это то, что он, обращаясь с Кортез, как с королевой Англии, умудрялся не вызывать рвотных позывов у Джареда, у которого были давние счёты с людским чистоплюйством. Джефф — его как-то неожиданно легко стало называть именно так — разъяснил им, что будет с Дженсеном в NBA: разумеется, работа с психологом, и впоследствии — научные исследования, которые давно проспонсированы ООН, и для которых не хватало вот таких мощных мозговых ресурсов, как Эклз. Женевьев и Джаред получили адрес, где они смогут навещать Дженсена, и запечатанные конверты с пропусками.
Не было сцен прощания, они просто сказали друг другу: «Пока».

Спустя ещё сутки Джаред созвонился с Чадом, договорился насчет работы: транзит и охрана документов. То, что надо после незапланированного отпуска и спасения всех нуждающихся.
Он был на полпути к Лас-Вегасу, когда позвонила Женевьев, попросила остановиться у обочины и вскрыть конверт.
Внутри был чек на один миллион долларов и ничего больше.

— Ну, ладно — ты. У тебя соотношение мозгов и мускулов выглядит, как масштаб карты. Даром, что в одном колледже учились.
— Хорошо. Как там? — Джаред выхватил у неё листок. — «Уважаемая доктор Фурилло. Руководство компании Rossum поздравляет Вас с успешными результатами командировки и прилагает план нового этапа исследований», на котором мы, простые смертные, видим дату и ёбаный пропуск. Тебя оправдывает только две вещи. Первое: из моих тоже никто не знал, что NBA и Rossum ходят под одним начальством. Ну и второе — моё любимое — ты идиотка.
Но Женевьев уже не слушала его.
— У Дженсена были плохие показатели. Хуже просто некуда. И тут появляется окрыленная идеалами справедливости Кортез и... Джаред, они всё просчитали. Так, чтобы Дженсен не понял. Не удивлюсь, если они и нас подбирали по психологическим портретам. Но сейчас-то... Дженсену просто некуда будет идти, — Кортез нервно терла лоб. — Подумай, как это выглядит: ты вел его для них, втирался в доверие, понимал, слушал, вселял надежду — для них.
— Хуйня всё это, — спокойно произнес Джаред.
— Без разницы, — Кортез продолжала злиться в пространство. — Даже, если Дженсен верит в тебя. У него есть слабая точка, и они знатно по ней проедутся.
— Что ещё за точка?
Женевьев ответила через пару секунд молчания.
— Ну, ты и мудак, Джей.

В плену.
Охранник засёк Мэтта Нельсона, когда тот почти вывел оригинальный образец с уровня лабораторий.
«Если бы не информатор, — отдувался охранник, — вполне возможно, что диверсия бы удалась».

В бегах.
— Хм. Фредерик Лене. Нормально. Джейк Абель. Хорёк лабораторный. Крис Фурилло. Спасатель Гаечка с принципами «пусть помру, зато обездоленному ребеночку будет не одиноко».
— Ты это из её досье вычитал? — хмыкнул Чад.
— Видишь фотку? Вот у неё на лбу написано.
Чад присвистнул.
— Хм, так ты ради неё меня заставил светить свою задницу не в самых добропорядочных кругах? Только за один вопрос о NBA или Rossum мне могли отвертеть башку и не посмотреть, что обратно не собирается.
— Хватит ныть. Ты мне был должен.
— Я уже заебался быть тебе должным.
— Ну, лучше быть должным и живым, не так ли? — улыбнулся Джаред, не отрываясь от папок. — О, Кристофер Хейердал. Он у них типа босса? Хм. И он у них главный по образцам. Хмм.
И как же заставить тебя, Кристофер, подпустить новенького к образцам?
— Мэтт Нельсон? Это моё прикрытие? А что же сразу не Джонни Смит?
— Ну, был ещё второй комплект на имя Саманты Винчестер. Тебе бы подошло.

В плену.
Дверь распахнулась, чуть не пришибив Гэйба, и в лабораторию влетел огромный парень в форме обслуживающего персонала. Всегда невозмутимая доктор Крис Фурилло сейчас, завидев его, нажала на кнопку тревоги, и Гэйб внезапно захотел находиться подальше отсюда.
— Ты меня сдала, — очень спокойно, без единой эмоции произнес парень. — Зачем, Жен? Тебя устраивает, когда здесь с ним творят такое? Здесь что, более домашняя обстановка? Или кофе-автомат ближе, чем в Rossum?
— Ему необходим уход, Джаред, — в тон ему ответила доктор. — И будучи мертвым, ты вряд ли смог бы его обеспечить.
— Хм, — совершенно фальшиво хмыкнул парень, и Гэйб заметил в его руках пистолет и постарался беззвучно сползти на пол. — Вопрос на миллион: насколько сильно возрастают мои шансы стать хорошей живой нянькой, когда за мной гонится орда с автоматами.
— Ты, — в голосе Фурилло прорезалось едва сдерживаемое раздражение, — двухметровое дитя, ещё похлеще, чем он. Да, с тобой его показатели росли как на дрожжах, потому что он нашёл себе подобного. Но потом он перерастет этап игр, и станет для тебя просто скучным замкнутым фриком с вечными формулами на уме.
— Только если он перекрасится в черный, оденет каблуки и сдаст меня NBA. Ему больно и страшно, тупая ты курица. И ты прекрасно знаешь, Жен, что это последнее, что отделяет нас от не—людей.
Внезапно дверь распахнулась снова, разбив-таки Гэйбу нос, и сквозь пелену боли он услышал командный голос:
— Мистер Падалеки, будьте благоразумны и отпустите доктора Фурилло. Медленно положите пистолет и оттолкните его от себя.
Раскрыв, наконец, слезящиеся глаза, Гэйб увидел, что этот парень, Джаред, локтем плотно обхватил за шею доктора Фурилло и приставил ей пистолет к виску. С учетом разницы в росте, он был прекрасной мишенью.
— Тупица, — хрипло и тихо произнесла доктор, — как же ты нас вытащишь, если будешь мёртв?
— Я согласен на обмен, — крикнул Джаред. — Вашего преданного доктора в обмен на неразговорчивого Эклза.
— Мистер Падалеки, — повторил голос, — это не переговоры и не торги. Мы просто предлагаем вам единственный возможный вариант, при котором вы выйдете отсюда живым. Ваше право от него отказаться.
— Ну, попробовать стоило, — снова этот чистый от эмоций голос. — Я согласен, — Джаред словно на автомате поставил пистолет на предохранитель, бросил его на пол и оттолкнул Фурилло.
Когда его увели, и в лаборатории кроме доктора и Гэйба, заливающего кровью воротник халата, никого не осталось, Фурилло обратила внимание на лаборанта. Она замерла на секунду, затем выгнула бровь и холодно спросила:
— Мистер Тайгермэн, утритесь, ради Бога, и займитесь делом. Ваша кандидатская сама себя не сделает.
Через неделю она жутко разругалась с Морганом и подала рапорт об увольнении.
————
— Доложите результаты операции.
— Операция прошла успешно, сэр. Падалеки постоянно находился под контролем секретной службы безопасности и на данный момент не представляет угрозы. Мы продолжаем с ним работу. Образец Эклз — за время пребывания здесь Падалеки — предоставил результаты по работе практически в законченном виде.
————
Естественно, они оставили его живым. Помятым, звездой полицейских рапортов, униженным и беспомощным, но — живым. Что ж, пора вписывать в резюме новую строчку. Джаред Падалеки — разнорабочий: от контрабандиста и наёмника вплоть до уникальной няньки по вызову.
Его обложили со всех сторон. Старые связи таяли, как только он появлялся на горизонте, прокуратура вцепилась в наспех состряпанное прошлое. Все счета и заначки были вскрыты и уничтожены. NBA определенно хотели знать, где в каждую секунду своей гребаной жизни находится Джаред и — чтобы никаких сюпризов.
Всё, на что уходили все силы и время Джея — сделать так, чтобы адрес его местоположения не начинался с «окружная тюрьма штата Калифорния». Он подчищал хвосты и раз за разом каким-то неведомым чудом добывал необходимые документы о том, что не сидел, не участвовал, не привлекался.

Просто однажды Джаред остановился и понял, что прошёл уже почти месяц. Двадцать восемь дней. И, в принципе, ни черта не изменится — NBA будет подкидывать ему всё новый и новые проблемы, пока где-то в недрах её головного Центра Дженсен не сломается, и они не разрешат ему ещё одну прогулку.
Когда Джареду в третий раз за утро позвонили из прокуратуры, он, садясь в свой спорткар, с невыразимым удовольствием послал их нахуй.

В национальный парк Death Valley его пропустили без вопросов. Собственно, ни к одному обыкновенному американцу их и не было бы, но, когда перед автомобилем Джареда, впуская его на подземную парковку, открылись ворота Главного Центра Моргана-Розенберга, это стало похоже на чистой воды издевательство.
На пропускном пункте сидели двое охранников. Один из них без вопросов повел Джареда к Джеффу.
Морган встретил его дружелюбной, насквозь лживой улыбкой.
Падалеки выложил последний козырь. Он предложил Джеффу и его начальству всё, что мог — выполнение любого задания, вне зависимости от сложности, нравственной подоплеки и побочных условий.
Джефф печально улыбнулся и молча покачал головой, потом протянул ему канцелярскую коробку с просьбой передать её нужным людям. Первое среди вещей, что бросилось Джареду в глаза, когда он её открыл — кольцо, которое он подарил Женевьев, когда им было по семнадцать.
— Несчастный случай в лаборатории, — сказал Морган. — Мои соболезнования.

В лифте играла Ave Maria. Джаред надеялся, что успеет оттереть кровь с костяшек и с пропуска Моргана — до того, как кого-нибудь встретит. И было бы просто замечательно, если бы из нового персонала Джеффа здесь в лицо никто не знал. Ну, мечтать не вредно, правда? А со старым знакомыми он сам разберется.
Он точно знал, где находится Дженсен, и имел при себе оружие охранника, ожидавшего его у дверей босса. Словом, вооружен и пиздец как опасен.

Джаред запер подсобку, из которой доносился храп Лене.
Фуллер собачился с Абелем и совершенно не обратил внимания на то, как вытянулось лицо шокированного доктора.
— Привет, Джейк, — ласково улыбнулся Падалеки, когда оглушенный сержант Фуллер упал к их ногам. — Ты же не доставишь мне проблем?
Заперев в Фуллера и Абеля в операторской комнате, Джей оборвал скоп проводов. Если у них есть отслеживание прерывания цикличности сигнала, то в сложившихся обстоятельствах отсутствие сигнала из лаборатории менее наглядно, чем Морган, избитый до потери сознания в своем кабинете.

Сержанта Хейердала Джаред застрелил.

Дженсен равнодушно оглядел его с ног до головы.
— Доктор Кортез не приходит двадцать дней, — сказал он.
— Женевьев уехала, — у Джареда дрогнул голос, и он потер подбородок, с непривычки царапая кольцом кожу. — Пойдём, Дженсен.
— Будет плохо, если я с тобой пойду сейчас, — Эклз скользнул по койке, отодвигаясь подальше от нависшего над ним Падалеки. «Только не сейчас, приятель, — хотел рявкнуть Джаред. — Ты не можешь сейчас, после всего, после всех разочарований и подстав, сказать, что это плохо».
Просто он не успел.
— Мистер Падалеки, отойдите от образца.
Глухие звуки пневматики опередили движение Джареда всего на доли секунды.

— Это было жалко, — злился Абель. — Нельсон, ты не думал открыть бар «Пристанище отчаявшегося идиота»?
Джей с трудом отходил от действия наркотика. Что же ему нужно сделать, чтобы они его прикончили-то, в конце концов? Или можно будет каждые выходные приезжать сюда, бить морду Джеффу и получать бесплатную порцию седативов? Джей тихо и нервно рассмеялся.
— С Хейердалом ты, конечно, молодец, — продолжал Джейк, переходя от проверки реакции зрачков к измерению параметров кровяного давления. — Этого социопата давно собирались уволить. Ну, с Хейердалом же не получилось бы просто уволить, да? Или ты ради этого и приходил?
— Расстегни, — Джаред дернул прикованными к больничной койке руками.
Абель, оторвавшись на секунду от своего занятия, бросил на него взгляд, полный скепсиса.
— Знаешь что, Нельсон. Полежишь так. Поверь мне, альтернатива, где тебя запирают с удолбанным Фуллером, значительно неприятнее. Так что наслаждайся, — едко ответил он.

В этот раз Джареда вели при полном параде — в наручниках, предварительно пообещав, что прокуратура займется им очень плотно. Собственно, в этом-то Падалеки и не сомневался.
В одном Абель был прав, как никогда. Джаред и вправду отчаялся.

— Вот этого — на выход. И если будет говорить, что сам дойдёт, тресни ему хорошенько, а то прыткий очень.
Джаред дернулся, пытаясь достать хоть одного. Его разрывало изнутри, выворачивало от них всех, от этой всей стервозной, уродской системы, этого гребаного здания и этих проклятых Богом людей, которые держали где-то Дженсена и не собирались возвращать.
Затылок разлился болью. Отчаянно сопротивляясь и проигрывая подступающей тьме, Джаред слышал резкий голос охранника:
— Вот, урод, допрыгался. Эй, ты, как там тебя, иди сюда, поможешь вынести. Блять, что встал? Кларк, иди сюда!

Очнулся Джей быстро — от того, что упал на землю. Голова раскалывалась, и желудок склизко подбирался к горлу.
— Парень, просто не ввязывайся в это, — рыкнул тот же охранник. — Кларк, пойдём. А ты проследи, чтоб он свалил.
Джей перевернулся на бок, чтобы не видеть ботинки оставшегося, чтобы на секунду забыть, что ему придётся встать и уйти, и оставить там Эклза. Падалеки сглотнул злые слёзы — не заслужил, даже реветь не заслужил, слабак. Его уделали по всем фронтам, и всё, что осталось — прорабатывать другой план, теперь — по всем правилам: умно, жестко, без лишних движений и компромиссов, — но пока он там думает, где-то есть Дженсен. В руках людей без рамок и тормозов. А Джаред придёт за ним не сейчас.
— Чёрт, — сорвался Падалеки, судорожно кашляя, — чёрт! Чёрт бы вас побрал всех, уёбки, блять! А ты что встал? — сипло и рвано выплюнул он, неимоверным усилием воли заставляя себя медленно встать — сначала на четвереньки, потом на ноги. — Пошёл на хуй, я никуда отсюда не уйду.
— Почему? Ты заблудился? — спросил тот, и сердце Джареда пропустило удар.
Глаза ловили смазанные слайды, и в ушах шумело, и, казалось, у него пульс сросся в комок, подполз к горлу и отчаянно рвался наружу. Но последнее вряд ли относится к симптомам сотрясения.
— Какого хрена? — сипло произнес Падалеки.
На него смотрел клон Эклза.
Джей судорожно вздохнул, чувствуя, как нечто большее, чем ярость или отчаяние, захлестывает его с головой. Ублюдки. Просто-напросто ублюдки.
А потом его сбило ударной волной.

— Там было плохое место, — Эклз протянул ему фляжку, а когда Джаред её проигнорировал, ткнул в него пальцем. Этого просто, блять, не может быть. В мире не существует места для Вселенной, где Главный Центр Моргана-Розенберга взрывается к хуям собачьим, а Эклз — который очень, прямо-таки дьявольски похож на Дженсена — сидит рядом, живой, и настойчиво тыкает в Джареда фляжкой. Это ведь... Дженсен?
— Так, я всё ещё не понял, — каркнул Джей и прочистил горло, — какого хрена, блин?
— Я умный, — содержательно ответил Эклз. Дженсен. От накатившего облегчения снова подступили предательские слёзы, и Джаред, чтобы не реветь, расхохотался. Кажется, у нормальных людей это называется истерикой.
— Да, помню, — сумасшедше улыбаясь, сказал он. — Так не бывает, чёрт, Дженсен, так, действительно, не бывает. Тебе кто-то помог, да? Это была Жен? Она успела дать тебе форму охранника?
Дженсен покачал головой:
— Нет, но нам нужно к доктору Женевьев. Она в психиатрической клинике для самоубийц. Пришлось много думать, чтобы её не стало рядом, когда это место сломается. Как думаешь, там её уже отучили называть людей «зайка»?
Удивительно, Джаред с самого начала не поверил, что Кортез убрали: NBA ещё просто не успели бы понять, что она из тех идиоток, для которых понятие «сломаться» применимо только, как к физическому объекту. Так что они, наверняка, решили, что её выгоднее пока оставить.
Но Дженсен, который сейчас казался самым обыкновенным парнем — в камуфляжной форме, сидит тут, молчаливый, на корточках и по-дружески предлагает воды другу — Дженсена уберег, наверное, полк ангелов.
— Кто же тогда... Кто тебе помог? Правительство? Чёрт, если это эти ребята, то надо валить из страны. Какие-то выёжистые конкуренты NBA? Ха, тогда сразу — с планеты.
— Я умный, — раздосадовано прервал его Дженсен.
Джаред подавился фразой: «Я же сказал, что помню». Мир ускользал за пределы понимания, оборачивался там, меняя грани, и возвращался на место — солнце склеивалось со словом «солнце» и желтым жарким шариком наверху, земля прикипала к слову «земля» и местности вокруг — но всё было уже совершенно другим. Дженсен не совпал по граням с прежним Дженсеном, став глубже, невыразимо сложнее, и Джареду показалось, что он смотрит в пьянящую бесконечную неизвестность.
— Ты? — спросил он, чувствуя, как непроизвольно разглаживаются морщинки на лбу, и в груди дрожит весельем. Точно. Он же не проходил ни одного дактилоскопического сканера. — Ты раздолбал их фотоэлементы? Но как ты всё здание?..
— Водород, — кивнул Эклз. К стыду Джареда, с водородом у него была только одна ассоциация, но и её для объяснения хватило с лихвой. — Они подарили мне много водорода, чтобы я решал задачки.
Целый скоп — совесть, паника, безумная радость — звонким резонансом сквозили на периферии сознания, но сейчас Джей слышал лишь его отголоски:
— Чувак, ты в курсе, что у тебя пиздец как смещены нравственные приоритеты?
Дженсен прикрыл глаза и сдержанно вздохнул, словно Падалеки был немыслимым идиотом.
— Они не отпустят нас, — вразрез со словами Джей всё никак не мог прекратить улыбаться, никак не мог поверить, понимая, что все его слова звучат сейчас для Дженсена, как бестолковщина, — они найдут тебя и поместят в один из их Центров. А уж после того, как ты ушлёпал их контору, они вполне могут специально для тебя построить новый. Какой-нибудь невзрываемый и антидженсовый.
— Сначала — да. Они не захотят потом, — Дженсен уже чувствительно ткнул в него фляжкой. — Никому не нужны домики, которые постоянно рушатся.
Может, под напором этой долбаной жестянки, а, может, потому что Дженсен и вправду другой, непробиваемый скептик Падалеки ему поверил. И взял, наконец, флягу.
— Я умный? — с непередаваемым самодовольством спросил Дженсен, глядя, как Джаред кивает, присосавшись к горлышку. — Я знал, что тебе понравится. Давай, долго тут не будем. Где твоя машина?
Джаред чуть не захлебнулся.

@темы: J2, РПС, бумажкомарательство, слеш, NC-17

---

хм. вроде нормально да

Название:
Автор:  feel_right
Пейринг: Харрис/Кортез
Жанр: фем!, юмор, романс
Рейтинг: как минимум R
Примечание: написано на заявку 4.47 "Данниль/Женевьев. Секс по пьяни в номере отеля, пока мужья на конвенции. Харрис соблазняет Кортез."  Erynia
Предупреждение:
1. это фем!
2. мат
3. я их написала, и они мне понравились

— Нет, ребят, серьёзно — у нас тут что, монастырь святой Елены? — возмутилась Харрис, складывая ноги Дженсену на колени, не обращая внимания на задравшуюся юбку и Джареда, который старательно отвел взгляд, уткнулся сонной жене в макушку и тихо засмеялся. Данниль подперла рукой щеку, — сидим скучные, как святоши на крещении.
— А чего хочет моя девочка? — по-насмешливому ласково залепетал Дженсен, ладонью утягивая её юбку обратно в благообразное состояние. — Бои подушками, огуречные маски или сокровенные разговорчики о первом парне?
— Отсоси, — оборвала Данниль, выразительно выгнув тонкую бровь.
Дженсен повернулся к друзьям, развел руками и усмехнулся:
— Ну, что тут скажешь? За то её и люблю: за умеренность в алкоголе, за трепетную чуткость и бесподобное умение поддержать душевную беседу.
— Дженсен, — прищурилась Данниль, пряча в глазах улыбку. — Раз ты такой умный, расскажи—ка классу про своего первого парня.
— Господи, — мучительно возвестил потолку Джаред, — а то я и забыл, отчего с вами двумя не зависаю. А, точно, мне ж не по себе в серпентариях. И сегодня, видно, смена Дженсена.
Но его, собственно, всухую проигнорировали.
— Его звали Гертруд. — Осознав идиотизм имени, Эклз под аккомпанемент Джаредова хохота округлил глаза, но быстро принял серьезный вид, — так вот, Гертруд — а его не звали никак иначе — был большим и печальным капитаном школьной команды по художественной гимнастике. Он всё время плакал, потому что в школе он был единственным гимнастом. И вот, в один прекрасный день он встретил меня и полюбил всем сердцем. Но мы жили в жестоком мире, где футболисты ненавидят и боятся мальчиков из художественной гимнастики, потому что мы уважаем законы анатомии. И если сказано — выходное отверстие, то и нечего впихивать туда всякое.
— А мораль у сказки есть? — хитро спросил Джаред.
— Мм... Этому столику больше не наливать? Дани, не смотри на меня так. Ну, не сложилось из меня гея, так это не моя вина! Серьёзно, мутить с парнем по имени Гертруд?
Данниль встряхнула кубики льда в стакане и показала ёрничающему мужу язык.
— Ну, ладно. Думаю, мы все уже и так поняли, что мой суровый муж — классический латентный гей, — с независимым видом сказала она, проигнорировав кашель Дженсена, когда тот чуть не захлебнулся виски. Она извернулась, дотягиваясь до бутылки, — но, готова спорить, у такого лакомого пирожка, как Падалеки, вишенка тоже в пушку. Ну, что, как много однополых связей порочат твоё доброе имя?
Судя по звуку за спиной, Джаред подавился с угрозой для жизни и кашлял так, словно ему срочно требовалась трансплантация легких, зато Дженсен смеялся в своё удовольствие. Данниль устроилась обратно с наполненным стаканом:
— Ладно, слушайте сюда, мои скорбные мужественные друзья и спящая красавица, как должен звучать отчет настоящего бисексуала. Её звали Карлин Хартли, и у неё были охрененно большие и чувствительные груди.

— Мне просто жизненно необходимо покурить, — спустя полчаса выдохнул Дженсен. В его глазах отражалось необъятное пространство миров, где притаилась терра инкогнита, которая никогда не подчинится мужчине. — Погоди-погоди, так значит, эта твоя Лис-пьяное-караоке, которая приезжала к твоим родителям на прошлое — и, чёрт возьми, позапрошлое — Рождество... Это... Нет! — Дженсен, зажмурившись, взметнул ладонь. — Ничего не говори. Просто, давай, вы будете видеться вне моего поля зрения.
Джей сидел с премилым румянцем на щеках и шее, обнимая спящую Кортез, и ошалело глазел на Харрис.
— Дженс, — рассмеялась Данниль, позвякивая льдом в стакане, — как такой гомофоб, как ты, ещё не свихнулся в шоу-бизнесе при такой-то внешности?
— Это не из-за... — Эклз беспомощно сдвинул брови.
Джаред прочистил горло и хриплым голосом произнес:
— Думаю, это он не от неприязни к гомосексуализму. Скорее, от возникшего интереса к нему.
Эклз спешно умотал курить.

С кухни Дженсен вернулся с телефоном в руках и паникой в глазах.
— Джаред, — деревянным голосом произнес он, — блядь.
Тот поднял удивленный взгляд на Дженсена, ожидая пояснений, но тот словно пытался выразить бессловесно всю пропасть их положения.
А потом до Джареда дошло.
— Блядь, — сипло ответил, наконец, он. — Скажи, что сегодня не воскресенье. Только не конференция. Только не ебаная конференция, которую мы просрали.
— Нет, не просрали, — заторможенно сказал Эклз. — Но просрём, если не найдём способ выйти из дома где-то приблизительно пятнадцать минут назад.
Данниль нехитро припрятала стакан, практически даже трезво отправила их собираться и предложила не беспокоиться за Кортез.

— Как у мужчин всё просто — входные и выходные отверстия. А у женщин всё как-то позаёбистее, — проворчала Данниль и бросила короткий взгляд на спящую Кортез.
Та скептически смотрела в ответ, и на её лице не было ни намёка на сон.
— О, Боже, — устало выдохнула Харрис.
— Так значит, — начала Кортез, и её голос не сулил ничего хорошего. — Хартли-суперсиськи, однокурсница-Лис-пьяное-караоке и случайный-крышесносный-секс. Впечатляет. Даже не знаю, что меня злит больше: то, что ты пятнадцать минут в красках расписывала моему мужу, как мы с тобой трахались единственный раз в жизни, или то, что ты даже не потрудилась придумать мне имя.
Данниль пьяно зажмурила один глаз и примирительно протянула ей бутылку с виски.

— Итак, тост-марафон: почему в качестве любовников женщины лучше мужчин.
— Потому что у них нет члена?
— Бип! — хлопнула по столешнице Женевьев. — Спорный момент.
Харрис состроила презрительную мину:
— Подстилка.
Женевьев скептически усмехнулась:
— Лицемерка.
— Зато у женщин нет проблемы «не встал», — самодовольно улыбаясь, ответила Харрис и опрокинула в себя порцию.
— Мм, — протянула Кортез. — Я думала, мы о женщинах и мужчинах вообще, ну, там, между собой. Как о тычинках и пестиках, когда они вместе. А не как о лично моих и лично твоих партнерах, — она устало выдохнула и выпила. — О-окей. Женщины знают в пять раз больше эрогенных зон, чем мужчины. И поэтому, секс с женщиной, — Женевьев мягко повела плечами, вздыхая и задумчиво оглядывая пол, — такой... похожий на мучительно сладкую бесконечную ласку.
Данниль пару секунд не отрывала от неё удивленных глаз, потом, зажмурившись, отхлебнула прямо из бутылки и, кашлянув, произнесла:
— Грамотно выигрываешь, Падалеки.

— Я не знаю, в чем дело, но у женщины получается делать так, эм, языком... Ты знаешь, Дэн.
Харрис смотрела непонимающе, приподняв брови. Женевьев покраснела, коротко сжала губы между зубами и неопределенно махнула рукой:
— Ну, ты так делала. Тогда.
И залилась краской до самых ушей. Данниль, не выдержав больше, расхохоталась. Женевьев закатила глаза и спрятала лицо в ладонях, однако её быстро выдернули из темного убежища и поцеловали в губы, мягко ведя языком по предельно чувствительной коже.
— Как я делала? — доверительно спросила Данниль. — Расскажи.
Она целовала так, словно пробовала что-то выразимо нежное и вкусное, и всё время спрашивала: «Тебе понравится, когда я так сделаю — там?»

— Нет, милый, не разбудил, — раскинувшись в кресле и прижимая трубку телефона плечом, Женевьев безуспешно пыталась стянуть джинсы с колен на пол. Она бы это легко сделала ещё пять минут назад, если бы Харрис хоть на секунду отвлеклась от её живота и отошла прочь со своим горячим... щекочущим... языком! — Мм, что? А, Данниль? О, ну, она чудит немного, но, да, в пределах. Ну, ты же знаешь, что она и трезвая та ещё... Ага, как и Эклз.
Дэн уперлась виском ей в голое бедро и посмотрела снизу вверх, открытая, любопытная, словно ей шестнадцать, и она понятия не имеет о том, что такое порок.
Женевьев вскинула брови, и это получилось настолько "чего—ты—блин—ждешь", что Данниль, зажав рот ладонью, прыснула — тихо, сдавленно, но, чёрт, так заразно.
— Нет, милый, я тебе потом расскажу, над чем смеюсь, — Женевьев запрокинула голову на спинку кресла, чтобы не смотреть на вконец развеселившуюся Харрис. А потом почувствовала горячее дыхание прямо... — Эм, знаешь, Джей, тут Дэн, кажется, яйца в микроволновку пихает, пока!
Кортез закусив губу, посмотрела вниз, на Данниль, которая склонила голову теперь на другое бедро, так близко, с такими влажными губами и румянцем на щеках, что внизу живота сводило сладкой судорогой.
— Ты — чёртова обломщица, — беспомощно обвинила её Женевьев. Снова зазвонил телефон. Схватив его, Жен почти рявкнула в трубку, — что? Что... Нет, всё нормально.
Данниль беззвучно, одними губами, которыми только что касалась горячего влажного прямо между ног Кортез, произнесла: «Измена».
— Хорошо, тогда приезжайте утром, — Кортез покачала головой, и её голос неуловимо смягчился. — Я тоже тебя люблю.

— Нет, Дэн, — сказала она, кидая трубку на соседнее кресло. — Это не измена. Я считаю действенным правило выходного отверстия: без проникновения — нет измены.
— Окей, — протянула Харрис и с усмешкой в глазах облизала два пальца.

Кожа на лопатках сдвигалась вслед за пальцами, мялась между подушечками пальцев, расцветая ярко розовым. Обнимая, по-родному, целуя в шею, в затылок, проводила рукой вдоль тела — вниз, отлавливая большим пальцем стык ребер на диафрагме, который постоянно вздымался от беспокойного дыхания, баюкала в ладони тазовую косточку. И ниже, где влажно, всё просто, всё знакомо и — она знает точно — мучительно сладко.

У Кортез совершенно крышесносная спина: можно посчитать позвонки от основания шеи до межлопаточья, обрисовать губами изгибы, задевая маленькие светлые волоски, отчего Женевьев будет ёжиться и улыбаться. Под мягкой податливой кожей рисовали себя мышцы, образуя завораживающие едва заметные узоры.
— Ты такая стройная, — Женевьев огладила пальцем полукружья ребра Данниль, уперев палец в мягкую упругую грудь, — я ужасно толстая в сравнении с тобой.
Харрис фыркнула и покраснела, и Кортез рассмеялась в подушку.

В двери заскрежетал ключ.
Данниль уткнулась губами в кулак, стараясь принять философский вид, однако мир был прекрасен, и это неумолимо отражалось на её лице. Когда мужья, с интервалом в пару минут, вошли на кухню, Данниль сидела, распластав ладонь по подбородку и пряча предательски улыбающийся рот.
— Милая, с тобой всё в порядке? — Дженсен не знал, как реагировать на жену, косо взглянувшую на него одним глазом, потому что другой — накрыла пальцами, кончиками покрывающими бровь.
— Похмелье, — невнятно соврала Харрис.
— Надеюсь, ты не приставала к моей жене? — сурово спросил Джаред.
— Нет, что ты! Я её просто совратила, — отняв руку от лица, едко ответила Данниль. — Разложила её прямо тут, на столе, а потом вдоль и поперек выли... — дальше она забубнила в горячую сухую ладонь Дженсена. Он, зажимая ей рот аккуратно и крепко, возвел кверху очи и с чересчур скорбным вздохом прошептал: «Пресвятая Дева Мария».
Только днём, когда Джаред и Дженсен урвали себе возможность поиграть в гонки на Xbox, Харрис вспомнила.
— Хей, Падалеки, за тобой должок, — произнесла она, глядя на проступающие сквозь футболку позвонки Женевьев. Та сидела на полу, обнимая мужа со спины. — Так сколько своих у тебя было?
И под мат Джареда Падалеки, который имел неосторожность прислушиваться к тому, что там спрашивает Харрис, так что едва не улетел в кювет под Эклзово улюлюканье — Женевьев Кортез, не оборачиваясь, сняла руку с талии мужа и показала Данниль ладонь с единственным вытянутым указательным пальцем.

@темы: фэмслеш, РПС, бумажкомарательство, R

---

ёлки, откуда здесь столько кнопок, и как вставить ссылку?!

Название:
Автор:  feel_right
Бета: pearlbuyer
Пейринг: J2
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R (за сквернословие)
Примечание: написано на кинк-фест по заявке 4.11 (J2 АУ, Дженсен-вампир, сходящий с ума от запаха Джареда и преследующий его (с целью потрахать, а не подкрепиться!). Долгое и нежное соблазнение, БЕЗ нон-кона/даб-кона и какого-либо принуждения! Все добровольно, если блад-плей - то очень мягкий.)  Вонг
Предупреждения:
1. Мат;
2. Смерть второстепенных персонажей.


В первый день Падалеки — несуразный, долговязый и, в сумме, словно пятнадцатилетка — поджидает Эклза возле деканата. Он протягивает руку и серьезно обращается:
— Привет, ты же Дженсен Эклз, специальность уголовного права? Я Джаред Падалеки, мы с одного курса. Профессор Бивер сказал, ты отлично разбираешься в криминалистике. Можешь помочь? У него курсовые выносят мозг на раз-два.
Дженсен удивляется запаху резины и мысленно делает ещё одну зарубку напротив Бивера — теперь он просто надеется, что когда-нибудь расплатится.
Получив согласие, Джаред мгновенно теряет всю серьезность, улыбается красивой улыбкой и просит звать его Джеем.
Когда Падалеки удаляется на приличное расстояние, Эклз, наконец, замечает его сланцы.

Помимо нелепой одежды у Джареда идиотские друзья. Даже его любимые лекции уголовного права ведет временно приглашенный идиотский Морган — помятый, индифферентный ко всему сущему мужчина со стойким запахом виски и мятных леденцов.

Они с Джаредом занимаются в кафешке под открытым небом, редко днем, всё больше — влажными осязаемыми вечерами. Пока Падалеки копается в толковых словарях и методических указаниях, Эклз со скуки складывает салфетки.
— О, Жен тоже иногда делает оригами, — Джаред отвлекается от работы с заметным облегчением, выстукивая ручкой по странице книги, и насмешливо замечает, — очень милое занятие.
— Это не оригами, — раздраженно протестует Дженсен.
— Бумага, ловкость рук и милая живность на выходе. Чувак, боюсь тебя расстраивать, но это оригами. Собак умеешь? Овчарку там или дога?
Дженсен продолжает невозмутимо складывать салфетку.
— Это... — Джаред ерзает на месте, вертит головой, всматриваясь в фигурку. — Это единорог в анфас? Что это такое?
— Это не оригами, — поучительно повторяет Дженсен и вручает Падалеки бумажный кулак с оттопыренным пальцем посередине.

Джаред привязан к вещам: безделушкам от друзей, запискам подруг и бумажным фигуркам Эклза. У него дома так и представляется целый сувенирный дивизион, страшный сон аллергика.
Мюррей, громкий, улыбчивый, пахнущий гневом и страхом, наверняка дарит ножи.
Кортез — весна, ванильный парфюм и кровь — узурпирует полки Падалеки фотоальбомами.
Сам Джаред — шоколад, железо и книжная пыль — имеет слабость к...
Неважно, Эклзу абсолютно всё равно. Может, Биверу это и надо, чтобы он заинтересовался, чему там радуется Падалеки.
Иногда на Дженсена находит мутное, неприятное предчувствие, что это его доведет до точки.

— Настанет день, и ты сорвешься. Конечно, ублюдок, ты сорвешься, — кивает Бивер и протягивает жестяную кружку, лишь до половины наполненную кровью. Дженсен, пока судорожно пьет, сильно прикусывает кружку и совершенно не соображает, отчего болят зубы.
Мало, черт возьми, как мало, и Данниль... Данниль устала, она почти не двигается, и у неё мало кислорода. Дженсена чуть не выворачивает от отвратного послевкусия больной и прогорклой крови.
Может, и не проклятие Бивера прикончит его раньше, а омертвевшая густая кровь Харрис. Дженсен пока ещё понимает, что находить этот факт забавным — ненормально. Будучи живыми — в той или иной степени — эти двое становятся возможной причиной его гибели. Однако если не будет Данниль или Бивера — не будет крови, и тогда всё точно пойдет прахом.
— Джим, это... — хрипит Эклз, чувствуя — на вдохе, на выдохе — шевеление вязкого запаха в горле, — это ну просто пиздец насколько глупо. Ты ведь понимаешь, когда я пойду по трупам, ты будешь первым, за кем я приду?
Это даже не угроза. Теперь нет.
— Что ж, зато последним, — замечает Джим, — но всё к тому идёт, так или иначе. Ты ведь умная тварь, да? Знаешь, что иного расклада и не будет, но всё равно боишься действовать. Ничего, я подожду.

В следующий раз, в следующую гребаную кормежку Дженсен настолько перестает контролировать свои мысли, что интересуется, отчего же профессор Бивер всё никак не примет падалечий курсовик, который скоро начнет лосниться от бесконечных прочесываний.
Тем же вечером Дженсен находит на пороге своей квартиры коробку. В ней — сердце, остро пахнущее смертью, мылом и Данниль. Харрис мертва, а значит, и смерть Эклза — вопрос времени. Проклятие замкнуло Дженсена только на её кровь, и любая альтернатива — смерть.
В принципе, вот и всё.

Джаред, вцепившись в волосы, корчит рожи журналам криминалистической техники и ворчит:
— Это ж каким надо быть больным мудаком...
Бумага не слушается Дженсена, и в итоге он комкает салфетку и закуривает.
— У него дочь погибла год назад — случайно попала в перестрелку. Вроде как сунулась не в то время, не в то место за подругой и каким-то парнем, в которого влюбилась, а те оказались ребятами с большой дороги с большими проблемами. И остался Джим... — Дженсен замолкает, подбирая продолжение, — словом, он остался, а она нет.
Падалеки смотрит на него во все глаза, хмурится, и хочется напоить его какао и объяснить, что в жизни встречаются самые разные расклады. Когда, например, охотники нападают на тебя, а убивают самонадеянную влюбленную ведьмочку. Что Бивер сделал с охотниками, Дженсен не знает, да и не хочет.
— В прошлом году? — рассеянно спрашивает Джей.
Может, Бивер рассчитывал на то, что Дженсен вскроет глотку этому чучелу. Может, будь Падалеки хоть наполовину таким наивным олухом, каким кажется, то Эклз не выдержал бы и поступил именно так. Но он всегда ловит эти быстрые изменения в мимике Джареда.
Вот и сейчас тот на секунду стал каким-то по-настоящему настороженным.
Дженсен встает, огибает стол, склоняется над спиной Падалеки, дотягиваясь через широкое плечо до пепельницы и задавливая сигарету.
— Здесь, здесь, — указывает он в исчерканном курсовике, — и здесь дополнить и... Хотя, знаешь, не парься.
— И помимо всего прочего, получи полный провал по криминалистике? — усмехается Джаред. — Ты на мне ради этого разлегся?
— Нет, — говорит Дженсен и выпрямляется. — Просто ты пахнешь так, что у меня едет крыша. Помимо всего прочего.
Лицо Падалеки теряет всякое выражение.

Дженсен определил себе отсрочку в сутки — попытаться насладиться жизнью и не сойти с ума от жажды, как бы слишком по-человечески это ни звучало.

Однако, по истечению назначенного срока, Бивер не появляется в университете.
Его находят мертвым и изувеченным, и это полная неожиданность для Дженсена, морально готовившегося к последней — пусть и бесполезной — драке.
Он знает, что не все проклятия уходят вслед за создателем — когда-то только это его и останавливало. Теперь остается разве что ждать, когда же он двинется окончательно.

Зайдя в кафе с друзьями и заметив Эклза, Джаред отводит взгляд, но ни на секунду не сбивается, рассуждая о сегодняшнем лекторе по криминалистике, разве что голос становится тише и глаже. Женевьев, от которой за версту несет шоколадным мороженым и кровью, укутанная в массивный красный шарф, поддерживает его нейтралитет, и только Чад, завидев Дженсена, вспыхивает гневом и весельем. Он быстро и, всё же словно крадучись, подваливает к столику Эклза, игнорируя беспомощные оклики Падалеки.
Он осаживается на стул, и тот проезжает с пронзительным скрежетом.
— Привет, чудик, — Мюррей по-хозяйски, не спеша, берет пачку Marlboro Дженсена, и, ни разу не отведя глаз от его лица, выбивает из коробки сигарету и прикуривает. — Хм, не возражаешь?
— Думаю, поверх той дозы, что тебя уже вштырила, никотин ляжет не очень аккуратно, — Дженсен думает о вскрытой артерии и врёт, — в другой раз я сломаю тебе руку.
Мюррей вспыхивает ненавистью и азартом. Дженсен растирает переносицу, чтобы не чихнуть.
— Это угроза? — спрашивает Чад одновременно с тем, как рука Падалеки ложится ему на плечо.
— Хей, Дженс, привет, — неискренне улыбается Джаред, — давно не виделись. Ну, у нас пара. Я тебе позвоню, ок? Чад, пойдем.
Уходя, Джаред оборачивается.

Вечером Мюррей и Падалеки орут друг на друга. Слышно даже тем, кто к темным существам не имеет никакого отношения — достаточно просто находиться в радиусе мили от муниципальной библиотеки.
— Это подло, мать вашу! Пошел на хер, Мюррей! Пошли вы на хер все! — орет Джаред.
Он приходит в кафе через четверть часа, кидает сумку на стул напротив Дженсена и хмуро, хотя, наверное, уже не так сосредоточенно хмуро, рассматривает бумажных журавлей.
Дженсен загибает клюв последнего и ставит в ряд с остальными:
— Ну, хорошо, может, ты и прав. Это немного похоже на оригами.

Курсовой Джаред сдает новому руководителю с первого раза, но они всё равно часто сидят в кафе. Чад и Женевьев пропали из поля зрения, и Джей постоянно нервничает. Он мало разговаривает и напрочь окапывается в ворохе газет, читая статьи и занимаясь поиском подработки.
Ночью Дженсен отчаянно чувствует последнюю грань и, наконец, решается выпить кровь, не принадлежащую Данниль. С отделением скорой помощи, как и раньше, не возникает проблем. Он пробует.
А проклятье не срабатывает.

Пьяная дикая улыбка не сходит до утра и остается плясать под кожей, наверное, навсегда.

Он слышит запах ярости, извиняется перед собеседником — новым лектором с прокуренной кровью — и выходит на улицу. Когда он их находит, Джаред на коленях, с заломленными руками, опущенной головой, но всё равно не сдавшийся и злой, как черт. От остальных троих несет алкоголем и гарью, немного порохом и сильнее всего — шакальей радостью.
Дженсен улыбается.

— У тебя губа разбита, — невнятно произносит Падалеки, и в воздухе веет кровью и жаркой кожей.
— Отвлёкся на одно долговязое недоразумение, — усмехается Дженсен, глядя в почерневшие глаза. — Вот им и подфартило.
Джаред стоит неровно, поддерживает запястье, будто закрывшись. Из рассеченной брови бьет запахом сладким и вязким, и Дженсена ведет прямо на него.
Джей делает шаг навстречу, тянет к нему здоровую руку, обхватывает пряжку горячей, словно раскаленной, ладонью и притягивает к себе.
Они не целуются — хоть на это хватает благоразумия — Джаред не лезет пальцами глубже, просто держит за ремень, сжимая кисть сильнее в такт каким-то своим ощущениям. Костяшки острые, сбитые, липкие от крови елозят по животу — твою мать, от мысли, что на Дженсене останется его кровь, продирает до костей. Перед глазами плывет, и Эклз хочет красного. Или горячего, под руками, чтобы плутал в стыде, в словах, чтобы плавился и выдыхал сдержанно и сильно, как сейчас.
Он запускает ладонь Джею в волосы, стягивает кулак, ловит языком беспрестанное скольжение кадыка и судорожный вдох. Падалеки выдирается из хватки и опасно тянется к лицу, глаза шалые, дышит горячо, Эклз едва успевает увернуться.
— Отбой, приятель, надо остыть, — говорит он, облизывая губы, чувствуя, что крови больше, чем он думал. Заразной, опасной крови.

Через два дня Джаред, нервозный и решительный, хватает Дженсена за рукав и ведет гулять по набережной.
Это самое странное, молчаливое и полное прикосновений свидание в жизни Эклза.

Джаред открывает окно и опирается на подоконник:
— Сегодня полнолуние.
«И ты получаешь приз за самые нелепые фразы из-за смущения», — насмешливо думает Дженсен.
— Очень красиво, Дженс, — Падалеки кивает самому себе, коротко вздыхает и вытаскивает мобильник. — Я сейчас, — произносит ровным голосом и выходит.
Это будет самое бедовое свидание, если он сейчас сбежит, но с Джаредом непонятно, опасно ли его держать или же глупо отпускать. Внизу слышится резковатый голос Мюррея.
Дженсен оглядывает комнату, по старой, ветхой привычке проверяет близлежащие к двери комоды и полки в поисках эзотерической дребедени. Из окна вьется соленый запах и подогревает предвкушение. Дженсен отодвигает штору и роняет на пол очередную безделушку Падалеки.
Которая оказывается долбаным осиновым колом.
Люди в доме мягко, словно кошки, поднимаются по лестнице. На чердаке дышат — ровно и тихо.
Дженсен забирает кол, уж он-то найдет как приспособить, и снова присматривается к комнате. Ни сувениров, ни фотографий, сплошь книги, слишком тяжелые и специализированные. Здесь не пахнет Джаредом. Здесь пахнет порохом и безмозглым возбуждением Эклза.
В голове ухает кровоток — Мюррея, притаившегося за дверью.
Дженсен улыбается.

Джареда нет за дверью с Чадом, на чердаке — с Морганом, на первом этаже — с Кортез.
Эклз находит его на углу дома: тот следит и за входной дверью, и за открытым окном.
Заметив Дженсена, он тут же вскидывает пистолет. Триумф после боя пьянит до тумана перед глазами, но даже так Дженсен замечает, насколько, черт возьми, смертоносный, умелый с оружием Джаред завораживающе сексуален.
— Какого черта, Дженс? — Падалеки раздражен, раздосадован и всё же самую малость — рад.
Эклз усмехается, чуть запрокидывая голову, втягивая воздух с тягучим запахом масла, пороха и этого парня:
— Ты про окно, что ли? Твои друзья не сообщили тебе, что этот выход тоже будет заблокирован — с крыши?
Джаред кидает быстрый взгляд на дом и напряженно отвечает:
— Я не слышал выстрелов.
— Сомневаюсь, что кто-то слышал. Ведь их не было.
Падалеки мгновенно подбирается в холодного обозленного охотника.
— До этого, — выплевывает он, остро пыша адреналином, от которого сладко немеет язык, — ты никого не убивал.
Хороша работа — прочесывать газеты в поисках некрологов, вписывающихся в подчерк вампиров под носом у одного из них. Когда они узнали про Дженсена? В ночь, когда убили и сожгли Бивера? Колдун Джим Бивер, мстительный хитрый поганец, стоило бы предположить, что даже из могилы не оставит в покое. И как-то цинично это — маяться с курсовой работой у человека, которого собираешься убить. Но, может, они просто не знали.
Хотя, может, охотникам легче убить человека, чем сдать ему зачет?
— Разумеется, — усмехается Дженсен. — Не смел лишать тебя такого удовольствия. Тебе же хочется убивать.
— Не хотелось, — с нечитаемым выражением лица произносит Джей, чуть щурясь — и вряд ли от света, только не этой больной вязкой ночью. — Но сейчас ты как никогда в своей гребаной жизни близок к правде.
Дженсен, уже пьяный его запахом в стельку, тлеющий от желания, выдыхает:
— Умница какая, так ловко косить под непонятливого. И пусть то была лишь приманка для меня, — Джаред изумленно распахивает глаза, но тут же стирает эмоции с лица, — признайся, тебе до жути хотелось наказать тех ребят, там в переулке — наравне со своими возможностями. Ты же охотник, гордый опасный парень, и ты знаешь, как это сделать, чтобы никто и не просек. И всё же… ты слишком искренний и боишься запутаться. Наверное, именно тогда я окончательно в тебе увяз.
— До чего же. Мило, — чеканит Джаред. — Я-то думал, дело в запахах и вашей прочей животной ерунде.
На языке сквозит: «Но ты всё ещё не выстрелил», — только этот аргумент уж точно захлебнется в крови.
— Дело в том, Джей, что ты до опасного сильно любишь играть со смертью. И рано или поздно ты доиграешься.
Дженсен улыбается.
— Ты не подумал, я ведь мог их обратить. Передавай привет кое-кому у тебя за спиной.
Падалеки резко поворачивается, чуть приседая, ожидая нападения.
За спиной никого, и Эклз исчез.
Они дышат все: Женевьев на кушетке в гостиной, Чад — кучей на пороге комнаты, Морган — вниз головой на ступеньках лестницы, ведущей на чердак. Все более-менее невредимы, даже Жен, хотя ей, как по злому року, регулярно и сполна доставалось на последних трех охотах.
Надпись, сделанную черным маркером, «Твоё приданое?» на лбу Мюррея ведь нельзя считать травмой?
Джареду неуютно — эта дурацкая надпись наверняка будет вызывать много косых взглядов, и что делать с не—убийцей Дженсеном, и такое нехорошее предчувствие, что все его слова попали—хотя—к—черту—его — и смешно от облегчения, от радости, что Дженсен...
«И, эмм, приданое?» — Джаред нервно взлохмачивает волосы и, наконец, смеется.

Они выезжают тем же вечером, как обычно на двух машинах, и Чад больше не заикается о «вампирах-тихушниках, которые всё равно когда-нибудь убивают». Он ненавидит их молча.

Морган вытягивает из Джареда всё со свойственной ему легкостью и проницательностью. Поэтому, когда Джаред перестает пить густые и непрозрачные напитки — прощайте, кофе, кола и тот кошмар, выдаваемый за пиво, в баре Ленни — Джефф ничего не говорит.
Женевьев молчит, пока Джаред не перестает истреблять иную нечисть, кроме вампиров.
Чад соскакивает после того, как Падалеки хладнокровно вырезает гнезда с самыми дикими и психованными вампирами, прокладывая кровавую трассу от Далласа до Карсон-Сити.
Джаред ищет, просыпаясь по ночам от кошмаров, в которых смерть шипит ему в лицо: «Доиграе...»

Наконец, однажды смерть вроде как договаривает.
Больше двух десятков отборных гнусных тварей. На их счету около полутысячи трупов и заложники по всему штату Калифорния.
Они знают, как его зовут, и они его ждали.
Вот тогда-то и приходит Дженсен. Злой, как полчища чертей.

— Четырнадцать, — нервно смеется Джаред, стаскивает с плеч толстовку, вымокшую в крови лос-анджелесских вампиров, и вытирает футболкой лицо и шею, — гребаных четырнадцать гнезд, где мне чуть кишки на кулак не намотали, а ты заявился спасать меня только на пятнадцатом!
Эклз — теперь с разодранными щекой и подбородком — качает головой, злясь на мироздание за порванные четки и собирая осиновые бусины, которые он вбивал в грудные клетки.
— Джей, не пора бы остановиться, больной ты придурок? В марафоне имени Ван Хельсинга тебе даже значков не дадут, — Дженсен усаживается рядом с Падалеки, соприкасаясь бедрами, и неуклюже запихивает всё найденное в карман. — Просто не верю, что вляпался в такую хрень и до сих пор жив. Чем тебе призраки престарелых теток не угодили? А гули? Те ж вообще как ручные, уж теперь-то мне точно есть, с чем сравнивать. Поверь, я бы задолбался ждать и пришел за тобой.
— Вот как? — внезапно становится серьезным Джей, щурится, расслабляется. Тянется к Дженсену, хватает, когда тот начинает отклоняться, — нет, чувак. Баш на баш. Я предаю людей. Ты предаешь своих. Равный обмен.
Дженсен пораженно смотрит на Падалеки и, наконец-то, не успевает увернуться от поцелуя.
Джаред улыбается.

@темы: J2, РПС, бумажкомарательство, слеш, R

---

6.01-03

Предисловие. Эти все мысли - не моя вина. Это моя попытка защитить свой юный гибкий разум от маразматичности окружающего мира: всяких собесов, очередей и громких разговоров по телефону "Да, да! Да, сейчас вы вдова. Да, тогда полУчите статус инвалида".
И я ничего не могу с собой поделать: сижу и придумываю, куда же пойдёт дальше сюжетная линия.

Собственно то, что было законспектировано:

Так, попытаться посмотреть весь сезон за неделю не прокатит, ага. У всех столько эмоций, что мои нервы не выдержали и я прилипла к монитору.

6.01

6.01
Ёёперный театр, так вкатило! И этой отчужденностью, и повсеместным "предательством" (Бобби и Сэм молчуныы) и этим "нет, моя тачка мне больше нравится", потому что - ПОТОМУ ЧТО это, блин, как чертова прелюдия, тянущая по всем узлам. Вкатила именно что предвкушением. Эти двое не могут быть по раздельности! И жутко невероятно интересно, как же их будут впаивать друг в друга (ps и что сделают с этим пижонистым чудовищем Сэма).
После этой серии я укоренилась во мнении, что Сэм, тот ещё жук, не так-то прост.
"Упал, долбанулся. Очнулся - дождь..." ага, как же, заливай больше, да у тебя на лбу прописными буквами "Ни любви, ни тоски, ни жалости"
Так что сначала я решила, что Сэм заключил какой-то хитрый пакт с Люцифером. Если Сатана смог подкатить к Сэму не кнутом, так пряником, то он ведь не дурак - посылать палевного адского Сэма, блюющего святой водой и солью.
Или, может, Сэм хитрым ходом выбил себе возможность остаться человеком (рабочая формула: человек+ад=демон_ifNOT(Дин&Джон) )
Но он, Сэм, по-любому что-то мутит либо с Сатаной, либо с Рафаилом.

Разумеется, он придумает, как слить своего большого босса (кем бы тот ни был) во имя добра, света и Дина.
Палевный Самюэль активно отвлекает на себя внимание аудитории, но не удивлюсь, если он ввязан в гонку вооружений Рафаил-Кастиэль.

6.02

6.02
Респект за отсутствие вербальной шутки про папаш-геев. Ещё больший респект за то, что её можно додумать.
Отмазы Дина относительно источника своих умений няньки - "Бен-бла-бла-бла-племянница-бла-бла-БЛА" - драгоценны, как и тупняк Сэма. Хотя это непонимание, недоговорки разделяют их, и в то же время, оттеняют глубину их отношений - сложных, отчаянных, необходимых обоим.

(ps. хотя: "А ты не полный профан",- говорит Сэм, когда Дин успокоил ребенка. Это что, камень в огород Дина? Вроде: "со мной ты был препаршивой нянькой, старший братец"? Что, что он имел ввиду? )

6.03

6.03
Итак, миру явили взъерошенного, раздраженного и по-человечески деловитого Каса. Либо это у них случайно получилось, либо этого пернатого парня хорошенько огрели по нимбу. Например, тем, насколько по-идиотски амбициозными и не принадлежащими небесам оказались его братья.

Относительно пытки пацана: Сэм, конечно, нехороший мальчик, черствый и прочее, но за ним такое и раньше водилось. А вот Дин подивил. Ну так, чисто по-человечески. Дин же парень простой, и за правое дело - будет амбразуры зубами вытачивать. А тут, дернулся два раза и пост-фактум присел на уши Сэму. Это несколько... лицемерно, что ли. Как-то не канон.
Но, в защиту Дина: он хоть и простой, но не дурак. И прыгать под Касовы летаргические пальцы - не самое эффективное средство спасать слабых и обездоленных.

Но вот другому я никакого объяснения найти не могу: расположение парней друг относительно друга, когда Кас перенёс их в дом подозреваемого.
Сэм однозначно зол на Каса. Должен быть зол как чёрт.
Дина определенно раздражает этот своенравный чувак в бежевом.
И тем не менее, после переноса они остаются тесной, пионерской кучкой - рядом, чуть ли не втираясь плечами друг в друга, но психологическое расстояние (особенно у Сэма с его "я сам себе хозяин") должно быть больше, нет?
И зачем Кас их хватал, если можно переносить, не прикасаясь? Это они типа так соскучились? Но Сэм же в Дина не втирается, верно? хотя кто знает, что остается за кадром

"Оу, да!" - за Сэмовы выкидоны, типа "Это тебя ад сломал, а я в норме". Хитрый-хитрый Сэм избегает больных тем не менее эффективно, чем Дин в своё время.
Отдубасить Дина по всем чутким к боли точкам, и всё это с ухмылочкой и превосходством - всем тем, на что поведется уязвленный старший брат. Такое оружие идет в ход, когда нереально страшно или больно, или стыдно.
Если бы Сэм был в сговоре с Сатаной, он бы аккуратно давил на жалость, думаю, и нежные братские чувства. Так что это, на самом деле, для меня - очко в пользу версии, "Рафаил - босс Сэма".

"Приятно знать причину".-"Помогает сосредоточиться". - Каааастиэль, дружочек

ps. ангелам, по ходу, вообще крышу рвёт. Это заставляет задуматься о самой концепции ангелов: "а был ли мальчик?"
Может, они просто невероятно мнительные сверхъестественные крылатые тварюжки. Вот Дин-то обрадуется

Единственная развязка, которая меня действительно напрягла бы, так это: "Как ангелы полюбили людей". Но это, слава Богу, вряд ли. Я в Гэмбл уверена - у неё на лбу светится "старшая школа ментального bdsm"

@темы: series, поиграем в оракула?, флуд, СПН

---

Из закромов Родины

Название: Метод Джареда Падалеки
Персонажи: Джаред, Сэм
Рейтинг: если бы не мат, по-любому был бы G (а так что это? PG-x?)
Саммари: не Станиславский, но тоже подойдёт


Джаред вообще легко изображал что угодно. Только с концентрацией часто выходил промах. Но с Дженсеном получалось сцепиться в связку, они схлестывались — когерентно, однофазно, в одну волну, и кусочки паззла запросто собирались в его голове в Сэма: движение руки, интонация голоса, взгляд исподлобья, волна старого раздражения на «Сэмми». Но иногда он пребывал просто в раздрае, и Сэм ему не верил, отступая в сумрак площадки и усмехаясь оттуда: «Чувак, хочешь сказать, вот это я? Нет, это не моё».
Это был долгий забег по следам теней. Преподаватель актерского искусства бился с ним по пять часов в день, выманивая Сэма, а у Дженсена получилось придумать себе Дина и согласиться с ним, хотя Дин и развел его, как младенца.
Джаред обсуждал Сэма, с кем только мог, рисовал его словами, движениями, придумывал мелкие истории похлеще сценаристов.
А потом Винчестер ему приснился. Или привиделся, черт его разберет.
Сэм сидел напротив Джареда за игральным, как в казино, столом. Он взбалтывал колоду, словно вязал пальцами головоломку, и не смотрел на Падалеки. Сон, как и все сны, казался немного реальнее, чем полагается.
— Чувак, — застонал Джаред, — ты и так мне все мозги выебал.
— Ты — не я, — произнес Сэм с нечитаемым выражением лица, выкладывая карты.
— О, я ещё не теряю надежды, — хохотнул Джаред, однако тот видел его насквозь. Сэм проигнорировал улыбку и безразлично произнес:
— Теряешь. И паникуешь.
С Джареда мгновенно слетело всё добродушие, оставив фоновую настороженность и нотку страха. Он быстро глянул на свои карты, лежащие бордовыми рубашками вверх, и подумал, что хочет проснуться.
— А ты вроде моей молекулы бензола?
— Обойдешься, — повел головой Сэм, криво усмехаясь. — Вскрываемся?
— Без ставок? Это что за покер такой? — Джаред затеребил жесткое ребро карты, не переворачивая.
— Вот это твой закушенный хвост, — Винчестер поднял на него взгляд, и Джаред подумал, что никогда не сможет сыграть этого парня, с его обманчиво сутулыми плечами, нечитабельным лицом и дьявольски умными глазами. — Такими будут все партии и у тебя, и у меня: без ставок, гарантий и раскладов. И здесь есть только одно правило. Блефуй.
Джаред проснулся словно от толчка в грудь и несколько секунд восстанавливал дыхание.
Блеф? Думаешь, Сэм, сработает?
Сработало.

@темы: РПС, бумажкомарательство, джен, R

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ого, просто, нахрен, ОГОГО!

Итак. Кинк-фест. Хоспаде, меня угораздило пихнуть свою работу в другую заявку. К Динокасовцам. Почему-то я была уверена, что кара постигнет меня мгновенно. Но я косячная женщина и тем не менее жива. Пока везет))

В итоге этой работы, к которой я никак не смогла придумать название, у меня аццкий передоз словами - я их теперь плохо различаю и генерирую. Не чувствую настоение предложений ВООБЩЕ о_О То есть, мне как бы накатать презентацию надо, а я

Во - вот так и подвисаю. Без единой мысли, как выразить поточнее

Просто не представляю, как активисты фандома РЕГУЛЯРНО проходят через это! Они, блин, герои.

Я повоевала с воображением, лексикой и ощущением текста всего три дня, а уже не боец

Но, чёрт, оно того стоило!)))))

ps где тут смайл колобка, который ждал конца света, а получил гору вкусностей?

@темы: мысли вразброд, чёйта

---

Читать нуууужно

У меня целый сборник цитат Фразы, вырванные из контекста, имеющие форму, или силу, но чаще - слово.

Просто иногда я забываю слова.

сполна
ни на йоту
первостатейный
наглухо
оцепенение
удручающий
непристойный
бесстыжий
порочный
ершится
отоварить
запредельно
подспудный

Простые слова, вычеркнутые из разговорной речи. Я скучаю по ним, они вьются где-то на задворках языка, я помню их форму - литые и отшлифованные, но не помню, как их озвучить. Я помню, что русский язык полон таких дислокаций, легко скользящих по речи, играющих с её фактурой: то напевно, то квадратной печаткой.
Для меня всегда такое открытие найти какое-нибудь забытое слово, обыкновенное, но такое непривычное.
Прозаичную разговорную речь из двухсот слов я перенимаю в два счета. Это глупо, но так смешно проверять по русско-английскому словарю подборку синонимов.
Зато постоянно приходится вычленять и резать фразы, содержащие

когнитивная дистрофия
реверсивность
дислокация, ага

Читаю, наконец-то - пепел на мою полую голову - "Портрет Дориана Грея".
Субъективная оценка фактора "активный лексический запас" пала без боя и была отпинана в темную.
Однако Уальд словно будит, слова просыпаются, юлятся волчками, тыкаются в стенки, щекочут, ищут фразы, куда им притулиться, где пригреться. Это круто, конечно, но дальше встает во всей своей немыслимой красе вопрос тандема идея-воплощение.
Сюжет-текст.
Чувство-исполнение.
Вот, где вся "твою-то ядрена вошь" зачинается.

@темы: текст, мысли вразброд

---

Смотреть цельным сезоном очень удобно, не очень выполнимо

И после всех этого томления фандома, его трепетного ожидания следующего сезона, тэгов "премьера", "6 сезон", "народ, снова живём" - после всего этого, невзирая на всё это, всё равно долбануться о свою наилюбимейшую граблю:

ой, ничто не остается неизменным.

Иными словами: ой, придумывать историю, ориентируясь на события только пяти сезонов, несколько не кошерно.

Меняются факты, изменяются персонажи, сюжеты, настроение.
Это необходимо учесть, когда создаешь в голове картину всего проекта.
Есть удивительные люди, которые могут понять, куда всё двинется, каким будет следующий выдох, каким - вдох. Без излишнего кокетства: пора бы уж привыкнуть не относить себя к удивительным людям.

А уж с тем, что, как гром среди ясного неба, понеслась фандомная жизнь по колее шестого сезона... Короче - так тупить, это просто патологично. Правда.

@темы: мысли вразброд